Алексей Щербаков - Интервенция

Но теперь памятника больше не было. Вообще. Остался лишь постамент, из которого торчали две ноги-ласты. Остальное было выдрано каким-то совершенно зверским образом. Произошло это ночью и особого шума не произвело. У всех были дела поважнее. Джекоб узнал о происшествии лишь потому, что приплачивал кое-кому из военнослужащих, дабы те сообщали ему о всяких необычных событиях.

– Лейтенант, как это могло случиться? – спросил Джекоб лейтенанта, командовавшего охраной Петропавловкой крепости.

– Я не знаю. Есть, правда, свидетель, первый сержант [67]Уэйтс. Но… Он говорит очень странные вещи…

– Ерунда, лейтенант. В этом городе, скажу вам по секрету, творится много чего весьма странного. Меня уже ничем удивить невозможно. Разрешите с ним побеседовать?

Сержант Уэйтс оказался добродушным афроамериканцем. Он сидел на стене, мирно покуривал и смотрел на стальную воду Невы.

– Хорошая река, только холодная, наверное, – обратился он к журналисту вместо приветствия. – И город какой-то тоже холодный. И твари в нем всякие водятся…

– Я хочу с вами поговорить вот о чем. Лейтенант сказал: вы видели, что произошло со скульптурой… Ну, той, которая стояла возле собора. А теперь не стоит.

– С этим страшилищем-то? А как же, все видел своими глазами. Я ночью вот тут и находился, на посту. Заступил в два ноль-ноль. Мне хоть по должности это и не положено, да я сам… Пусть уж парни спят. А я все равно уснуть не могу, когда тут не ночь, а сплошное безобразие. Так вот, это случилось в два ноль пять. Как раз тогда на часы поглядел. Как чувствовал, что отчитываться придется… Так вот, раздался жуткий треск – а потом оттуда, где стояло это чучело, пролетела крылатая тварь…

– Кот крылатый?

– Ну, в каком-то смысле, конечно, и кот. Вроде как большой кошачий родственник. То ли львица, то ли ягуар или леопард. Я в этом не разбираюсь. Словом, большая кошка. И вроде бы – не живая, а металлическая. Луна светила, так тело этой твари блестело… Но летела она бодро, крыльями махала бодро. А в лапах она держала это самое чучело. Вылетела на середину реки, лапы разжала – и скульптура плюхнулась в воду. Хорошо так плюхнулась. Брызги до неба. А тварь ушла на бреющем в том направлении. – Сержант Уэйтс показал в сторону Дворцового моста.

– А вы что делали?

– А ничего! Мне что? У меня приказ – никого не пускать в крепость. А тварь не заходила, а выходила. Точнее – вылетела. На этот случай у меня никаких инструкций нет. Так что мне – больше всех надо? Она ж меня не трогала. Вот и я ее не стал. Да и то сказать, что мне с ней было делать? Я не священник. Да и священника она бы вряд ли испугалась. Потом, конечно, доложил о происшествии. Но я гляжу, начальство этот факт не очень-то и взволновал. Оно и понятно. И не такое видели. Странный город. То самоходки сами по себе ездят. То всякая хренотень по небу летает.

В отличие от лейтенанта, сержант Уэйтс был спокоен, как статуя Свободы. О произошедшем он говорил, не забывая скалить зубы в добродушной улыбке.

– И вас это… не удивляет?

– А что меня должно удивлять? Вы, сэр, в Гарлем ночью не заглядывали? Впрочем, если бы заглянули, то я бы с вами тут не разговаривал. Там по ночам такое творится. Трудно сказать, что хуже – взбесившиеся старинные самоходки или пятьдесят обдолбанных подростков на скутерах. А что касается этой крылатой твари… Знаете, сэр, мне бабушка рассказывала – мой прапрадедушка, когда мы еще на Юге жили, был большой знаток вуду. Колдун, значит. Он, говорят, мертвых оживлял – и те разгуливали по округе живее всех живых. Потом его пристрелили какие-то особо ретивые христиане… Но я вот о чем. Если мой прапрадедушка умел мертвых поднимать – то здешние колдуны, видать, покруче будут, чем наши. Этих крылатых тварей – вон сколько на домах. Вот какую-нибудь из них местные колдуны и заставили летать. Что ж тут удивительного? Просто неслабые в этом городе живут колдуны, вот и все.

– Что ж они, по-вашему, вудуисты?

– Зачем? Вуду – это у нашего народа. А у русских что-нибудь свое. Сэр, ну вы сами посудите, в таком-то городе – и чтобы колдунов не было? Да их тут наверняка как собак нерезаных! Вон и этот шевелился… Ну, который в том садике за рекой, прямо напротив, на коне, с бородой.

– А он что?

– Да так, ничего особенного. По двору шатался. Я видел в ночной бинокль. Но это ладно. Вон тот страшный – который с мечом и в каске. Я даже поинтересовался: кто такой? Мне объяснили, что это большой русский генерал, вроде нашего генерала Гранта [68]. Он пока тихий. Но чует мое сердце – уж если он начнет своим мечом махать, то будет не до смеха.

– Яша, а что такое вуду? – спросила Васька на обратном пути.

– Ну, это вроде религии такой у американских чернокожих. Всякое-разное колдовство. О зомби слыхала? Это от них пошло.

– Зомби? Дело известное. Этого добра у нас сколько угодно. Утром выйдешь на улицу – так они возле каждого ларька стоят. Только у нас, для того чтобы их оживить, колдовство было ни к чему. Пары бутылок «Балтики» хватало.

– А железные кошки у вас летали?

– Какие железные? Медные, наверное. Это те, которые на Васильевском возле сфинксов стоят. Нет, они не летали. Сидели смирно. Наоборот, считалось: если их погладить, это принесет счастье. Я тоже удивляюсь, чего это одна из них так взбеленилась. Стоял себе в крепости этот урод и стоял. Делов-то.

Джекоб размышлял. Это что же получается! Чернокожий сержант, не отягощенный образованием, бил в ту же точку, что и образованная Анни. Опять магия и колдовство. Джекоб, в отличие от многих своих коллег и друзей, никогда не увлекался паранормальщиной и прочей эзотерикой. Слишком уж сильно от всего этого разило шарлатанством пополам с шизофренией. Но с другой стороны… Ученому XVI века мобильный телефон тоже показался бы колдовством. «Что это за волны, которые летают по воздуху? – спросил бы он. – Науке о таких волнах ничего не известно». А в нашем случае, как говорится, факты на лице – как после хорошего удара кастетом.

Смущало другое. Даже если есть в городе какие-то враждебные американцам маги, то на кой черт они тратят силы на борьбу с городской скульптурой? Сфинксов разнесли, теперь человека-амфибию… Пусть это плохая скульптура – но неужели дел других нет? Или в этом кроется какой-то мистический смысл? Джекоб решил разобраться – что же это за произведения авангарда, с которыми так жестоко расправляются местные маги?

На Литейном он лицом к лицу столкнулся с Тони. Тот снова был несколько нетрезв. Журналист притормозил:

– Здорово!

– А, журналист. Ну, привет. Привет, подруга.

– Хорошо же ты, братила, служишь! – ехидно вставила Васька.

Тони, как ни странно, смутился и стал вроде как оправдываться – обращаясь к Джекобу, но поглядывая на Ваську: