Михаил Успенский - Остальное - судьба

— Н-нет, слава богу, — выдохнул он.

— А приятели там есть? — сказал журналист. — Ну, родня, знакомые… Баба, наконец…

— Тьфу на вас, — сказал сержант, но тут же убоялся своей дерзости: — В смысле да что вы! Кошкинские все с призвездью. Они ведь при санатории работают — кто в обслуге, кто в охране, кто где. Там личного состава больше, чем больных! А кто с психами работает, тот сам психом становится. Потому что шизофрения передаётся вирусным путём. Британские учёные сказали.

— А менты там что — тоже психи?

— Ещё какие! — со страстью сказал Милюков. — Городишко маленький, депрессивный… Все друг друга знают. Скучно им. От такой службы без всякого вируса спятишь… Мне и вашего подследственного пришлось там высадить, а на сердце тревога, но делать-то нечего было! Хорошо он живой остался!

— Молодец, — сказал Печкин. — Хвалю. Про наш разговор никому ни слова. Вот, выпей с друзьями за успех нашего безнадёжного дела…

И протянул сержанту крупную купюру.

Милюков откозырял, развернулся — и пошёл по вагону в ту же сторону, откуда пришёл.

— Зачем, — сказал сталкер Майор.

— Чтобы засветиться, — сказал сталкер Печкин.

Белого я впервые увидел, когда мы с Мылом ходили на хутор Журавли — есть там одно перспективное местечко. Сразу скажу, что не мы одни про это местечко знали. Поэтому без стрельбы не обошлось. Но повезло нам — бандюки много патронов извели на собак. Так среди собачьих тел мы их и положили. Извините, в благородство не играли, право первого выстрела врагу не уступили. Не французы, чай, в битве при Мальплаке.

Обыскали бандюков — и дальше движемся. А надо вам знать, что кратчайший путь к хутору Журавли лежит через Костяное поле. В Зоне вообще кости везде валяются, но такое уж это было проклятое место. Нет, аномалий там не водилось, но что-то жуткое присутствовало. Проверять, что именно, никому не хотелось. Там все вперемешку лежат — и люди, и монстры. Поэтому обходили мы это поле за три версты, тоже рискуя изрядно — там в лесочке снорков полно. И до сих пор обходим. Но всё это ненужные подробности.

Прежде чем крюка давать через лесочек, мы сделали привал. Сыро, костра не разведёшь, да и не надо бы там сидеть, но Мыло настоял. Голодное брюхо — не наш метод.

Вдруг видим — через это Костяное поле кто-то тащится. Ну, стволы наизготовку, ждём-с. Мы его хорошо видим, а он нас вряд ли — опытный сталкер выбирать место для отдыха умеет.

Это зомбак, говорит Мыло. Вон как его култыхает. Да он один к тому же. Нечего на него отвлекаться.

А я смотрю — нет, не зомби. Зомби с рюкзаками не ходят, да ещё с такими здоровенными, что руками придерживать приходится.

Это человек, говорю я. И он другого человека несёт. Так что сразу стрелять не будем. И почему-то нас нисколько не удивляет, что так смело шагает этот тип со своей ношей по такому опасному месту. Вот, думаю, сейчас этого альтруиста и накроет. Заодно и мы узнаем, что за беда там таится, на Костяном поле…

Ближе, ближе — вот уже рассмотреть можно. Тот, который несёт, в простой гражданской одежде, зато несомый — в камуфляжном комбезе, и рожа его поганая мне хорошо знакома…

— Стой, — говорю. — Клади его на землю.

Он остановился — и бережно так тело на землю опустил. Потом головой замотал — ищет, кто его окликнул.

— Нам нужна помощь, — говорит альтруист. — Где можно найти врача?

— А ты кто такой? — говорю.

— Не знаю, — говорит альтруист. — Только господину Сильверу срочно нужна помощь. Он потерял много крови.

Ну, тут я не выдержал, встал, Мылу показал — прикрой если что — и подхожу поближе. Смотрю — совсем мальчишка, глаза ввалились, дышит тяжело, поскольку ноша ещё та…

Кличка у этого типа была Додон. Это парнишке он Сильвером представился — не иначе для романтики. Расклад ясен — осмелился вернуться в Зону старый мерзавец, отмычку притащил… Значит, где-то у Додона схрон имеется, и важные вещи там хранятся, если не побоялся вернуться.

— В санатории меня все звали — Юноша, — говорит альтруист.

Ага! Вот, значит, где Додон отсиживался! То-то его ребята на Материке замучились искать. А у них и средства были, и финансы… Крутой, видать, санаторий! И догадываюсь, от чего там больных пользовали!

— Отойди-ка, Юноша, — говорю. Вытаскиваю ствол, наворачиваю глушитель — зачем лишний раз привлекать ненужное внимание?

Юноша бросается ко мне.

— Не смейте! — кричит. — Он ранен! Это подло!

М-да. Давно я в Зоне таких слов не слышал и не употреблял. Точнее — никогда. Я всю романтику ещё на Материке оставил.

Так вот Додон. Какой только мрази в Зоне я не встречал, а с Додоном никто не сравнится. Он и у вольных, и у кланов, и у военных, и даже у бандюков с мародёрами имел такой же статус, как «монолитчики», — клади его сразу, и все тебе спасибо скажут.

Для сталкера главное — заработок, что бы ни говорили вам про романтику и про желание испытать себя. А уж когда речь идёт о наличке, и подавно. Потому что артефакты дело ненадёжное и опасное. Артефакт сперва надо найти. Потом положить в контейнер. Это если штучка тебя сходу не прикончит — такое бывает. Потом уберечь от посягательств. Потом найти перекупщика и загнать за бесценок. Потом пропить этот бесценок. Порочный круг.

Вот поэтому сталкеры и нанимаются проводниками, как на сафари. К богатым бездельникам, к учёным, к агентам многочисленных спецслужб, к психопатам, вообразившим, что они с помощью волшебных предметов могут излечиться сами или спасти своих родных и любимых. Последним даже сочувствуют и стараются сберечь — если впереди маячит основная часть награды.

Впрочем, об этом я уже рассказывал, как проводником-то ходил…

Додон тоже был проводником. Только мы не сразу сообразили, кого он водит в Зону и для чего.

Смерть в Зоне — обычное дело. Сгорел, перекрутило, сплющило, заколбасило, разорвали, высосали, откусили голову, пристрелили, зарезали… Прейскурант обширный.

А тут стали замечать мы, что процент умертвим от огнестрельных ран заметно повысился. И все погибают внезапно — не в перестрелке, не в поединке. В одиночку гибнут и парами. Если группа идёт — всё нормально. Не трогают группу… Хотя был случай, когда положили «долговский» квад на привале. А это надо сильно постараться. Или взять обманом, на что указывали обстоятельства.

Военных, однако, не трогают. И учёных — потому что военкеры их охраняют.

Но не такое у нас ремесло, чтобы рассекать в Зоне повзводно и поротно. Вольные сталкеры по определению индивидуалисты. К тому же было всё это до того, как Большой развернул свою деятельность.

Так что приходим мы в состояние тихой паники. Хотя все друг перед другом храбрятся.