Роберт Фреза - Русский батальон

– Я не стану спрашивать, почему сержант Леонов просил вас удалиться, – сказал Коломейцев, прекрасно зная, что его ротный сержант бывает вежлив раз в год по обещанию. – А когда он просил вас вернуться?

– Через тридцать девять минут, сэр, – ответил Малышев, взглянув на часы. – В полночь по местному времени, – добавил он непонятно зачем, прислушиваясь к «соловьям» из третьего взвода.

Там пели. Третий был сегодня свободен, а песен там знали уйму, одна другой длиннее и неприличнее. Их похабный юмор был весьма заразителен.

Коломейцев непроизвольно сдавил пальцами плечо Пересыпкина.

– Хорошенькая военная теория! – сказал он, глядя на полупустую бутылку на столе. – А нельзя ли ротному командиру присоединиться к вашей дискуссии?

Видно было, что офицеры никак не ожидали подобной просьбы от чопорного Полярника. Коломейцев улыбнулся. Малышев торопливо уступил ему место и пододвинул пластиковую флягу с водкой.

– Да ради Бога, сэр! Извините, что мы не догадались вас пригласить.

Боги войны переглянулись.

– Ну, и какой же из многочисленных аспектов тщеты военного дела привлек ваш интерес на этот раз? – поинтересовался Коломейцев.

– Аркадий говорил о том, почему солдаты сражаются, – сообщил Малышев, кивнув на Пересыпкина.

– Ну что ж, взводный сержант Пересыпкин. Каковы были ваши доводы? – сказал Коломейцев, отхлебнув теплой водки. И внезапно уставился на крышку от фляги, ярко раскрашенную в зеленый, песочный и шоколадно-коричневый цвет, как змеиная шкура. – Откуда это? Вы что, из БТР ее нацедили?

– Никак нет, сэр! – дружно ответили Малышев и Пересыпкин.

– Вот майор Хенке, например, – добавил Коломейцев как бы между прочим, – безбожно грабит свою технику. Мне говорили, что он предпочитает добавку, от которой моча делается ярко-голубой.

Малышев и Пересыпкин уставились на Янковски. Тот принялся уверять, что купил водку в городе, но делал это как-то неубедительно.

– Впрочем, – перебил его Коломейцев, – меня куда больше волнует тот факт, что мои солдаты пьют водку такой… такой теплой.

Он произнес это слово с таким видом, словно на свете нет ничего гаже теплой водки.

– Льда не хватает, – сообщил Малышев, вежливо кашлянув.

– Для водки? – Коломейцев укоризненно покачал головой.

Янковски потянулся к холодильнику. Коломейцев отхлебнул еще водки и сделал Пересыпкину знак продолжать.

– Мы просто обсуждали, почему солдаты сражаются, сэр, – сказал Пересыпкин. Видно было, что он чувствует себя неуютно.

– Да? Ну, и почему же? Скажите вы, лейтенант Малышев!

Малышев посмотрел на Янковски. Полярник чрезвычайно редко ударялся в философию.

– Не ради чести, славы или загробного воздаяния, – сказал Малышев.

– Все это вместе взятое не стоит и чашки чаю. Из чувства долга, из преданности?

– Из преданности кому? Его Величеству императору, который царствует, но не правит? Этим пиявкам из ассамблеи? Лейтенант Янковски, как вы думаете? – настойчиво спросил Коломейцев.

Балтийские предки Детлефа Янковски страдали от польского, немецкого и русского гнета, пока их не разметало ветром истории.

– Говорят, что ученый Клаузевиц создал доктрину, согласно которой война есть продолжение политики иными средствами. Единственный серьезный недостаток этой доктрины состоит в том, что он забыл упомянуть, что политика есть продолжение экономики иными средствами. Другие ученые вслед за ним долго повторяли эту ошибку, что вело к серьезным погрешностям в историческом анализе, но уже во времена Клаузевица влияние экономики на политику было весьма заметно. Достаточно вспомнить знаменитые «сахарные войны» восемнадцатого века или «опиумные войны» девятнадцатого, – сказал Янковски, пытаясь определить, к чему же все-таки клонит Полярник. Это все, что он смог наскрести из политологии, – его знания предмета были довольно смутными.

На лице Коломейцева появилась ледяная усмешка.

– Насколько я помню, лейтенант, я спрашивал вас всего лишь о том, почему сражаются солдаты. Меня вовсе не интересует, почему люди воюют. Экономика имеет такое же отношение к бою, как ремесло оружейника к искусству фортификации.

В нашем случае «Юнайтед-Стил стандард» владеет шахтами, космопортом, транспортными сетями, большей частью вторичных производств и так далее, и тому подобное. Порядочное правительство вышибло бы их в два счета, но мне что-то никогда не приходилось слышать о порядочном правительстве. Правительство можно купить. Но стоит оно дорого. Из-за этого поднялась цена продукции. И ассамблея в бесконечной мудрости своей решила, что это плохо. Вот потому-то мы здесь. Но почему мы деремся? Сержант Пересыпкин, ваш ответ!

– Может, потому, что это наша профессия? – робко предположил Пересыпкин.

– А вам не кажется, что это сильно смахивает на тавтологию? – холодно отрезал Коломейцев.

– Да нет, я о чем… Понимаете, если вы профессионал, то вкладываете душу в свое ремесло. Вот как Варяг, к примеру, ну, и другие тоже. Но если не верите, что это дело нужное… – Пересыпкин говорил неуверенно – ему не очень нравилось, I что Полярник избрал именно его. – Это не значит, Кто у нас нет своей, личной жизни, но в определенный момент твоя профессия становится частью ее. И вообще, все мы смертны… Вы ведь об этом, Да, сэр?

– Да, это очень похоже на правду, – сказал Полярник. Но он явно не верил в то, что говорил. – Варяг ведет нас в бой. Он уже много лет служит в колониях и малость свихнулся. Наш командир поэт в душе. Мы воюем, и воюем хорошо. А что нам остается делать? – Полярник уже не отвечал на вопрос, а задавал его сам. – Есть два вида войны, джентльмены. Ограниченная война ради ограниченных целей с ограниченными средствами и война до последнего, цель которой – переустроить общество, не более и не менее. Но нас, солдат, редко спрашивают, за что мы хотим сражаться. Он оглядел своих собеседников.

– Сержант Пересыпкин! Приходилось ли вам посещать проституток в полевом борделе, который устроил полковник Линч, нам на радость, себе на пользу?

Пересыпкин слегка покраснел.

Янковски чуть не рассмеялся: так забавно видеть стыдливый румянец на физиономии Пересыпкина. Перцовка побывал на трех планетах и всюду оставлял за собой разбитые сердца, в том числе одно – на Ашкрофте, хотя специалисты утверждали, что это невозможно.

Но Полярник был терпеливым исследователем. Он обжег взглядом Янковски и вновь обернулся к Пересыпкину.

– Насколько я знаю, вы встречаетесь с мисс Котце, – продолжал он. – Разрешите дать вам один совет. Если вы работаете мясником, не стоит заводить дружбу со свиньями. – Полярник похоронил жену перед тем, как улететь в космос. Сжег корабли, как говорится. – Давайте выпьем, джентльмены! Завтра забастовка. Ее надо прекратить.