Федор Березин - Атомная крепость

Момент для оного «бац!» обрушился как снег на голову. У всех на мостике долю секунды открыты рты в удивлении. Надо же! Конечно же, все под Мировым Светом рано или поздно повторяется, но ведь не с такой же частотой? Где-то в интеркоме и в переговорной трубе оживает акустический пост. Надо же! В предчувствии карцеров ребятишки проснулись и прочистили уши! Их активность уже никому нафиг не потребна. Вдали, в чашеобразности вывернутого в нужную сторону мира, выпирает из темной воды наружу столь тонюсенькая на расстоянии, но толстющая, исходя из прошлого опыта, ракетометная труба.

— Торпедные машинки — товсь! — хлестко отвешивает Йои Лазым. — И еще пару в готовность! Вперед средним ходом! Не шумим, но торопимся, — добавляет он более тихо для окружающих вахтенных. С интеркомов и переговорных устройств сыплются ответные доклады.

— Хотя, не без глаз же они, — бормочет капитан-охотник себе под нос. — Все равно ведь заметят.

— А может, у них то же, как и у нас… — делает предположение капитан-поисковик Кэ Тадда и тут же замирает, как под взглядом василиска.

— Глупость какая, — цедит командир корабля. — Если у нас поломки, то и у них тоже? Непомерное самомнение — приписывать свои недостатки врагу.

Возможно, капитан-охотник не совсем прав. В окружающем мире все довольно-таки взаимосвязано. К тому же в последнее время на Сфере Мира явно творятся некие странности. «Гидийорум» лишен связи с берегом, но там, на берегу, происходит что-то нехорошее. Несколько раз до миноносца докатывался какой-то отдаленный грохот. Какой же силы должен быть звук, чтобы донестись сюда, за сто километров от берега? Кроме того, небо наверху стало несколько темнее. Не растекается ли на больших высотах тонюсенькая дымовая вуаль? На единственном континенте Сферы Мира вулканов не обнаружено, и что тогда может быть источником дыма такой интенсивности? Ответ напрашивается сам собой.

Кроме того, с учетом происходящего сейчас следует очень и очень торопиться. Ракетометная труба вышла наружу не для того, чтобы вдохнуть морской бриз. Она намерена сделать дымовой шлейф над океаном еще плотней и гуще. Но здесь, в море, все же нечему гореть. Значит, гореть будет там — на суше. Пылающие леса и города — вот что дает привесок к подозрительной дымовой вуали в преддвериях Мирового Света.

Впереди на дороге — чудовищный затор. Оказывается, пробки могут создавать не только автомобили — люди тоже. Столкнулись два импульса. Благо не встречных, но все равно. По двум пересекающимся почти под прямым углом дорогам движутся два потока. Правда, тот, в котором прижился Бюрос, вроде как не имеет ни начала, ни конца. А вот перпендикулярный имеет начало. Именно это начало людского ручья и столкнулось с потоком Бюроса-Ута.

Вообще-то, если бы в деле были не люди, а какие-нибудь, допустим, муравчики, то ничего бы страшного не произошло. Может, кто-то из муравьишек и запутался бы в направлении, свернул под девяносто градусов, но уж точно львиная масса все равно бы пошла куда и шла. Но тут-то были люди! Они начали обмениваться информацией: кто, куда и откуда. Это не есть простое любопытство — это вопрос выживания. Сообщество тех, к кому прибился Бюрос, движется из Доору, куда-то в лучшую жизнь. Предположительно, в Шакамлар. Но «поперечники» почему-то не собираются — или не собирались до того — сворачивать в благословенную столицу провинции Ковер-Шакамлары. С чего бы это? Тут явно что-то не так. До совершенно безопасного на все времена — по утверждению абсолютно всех соседей Бюроса — города осталось рукой подать. По грубой прикидке радиста-пулеметчика, где-то километров сто. Но до какого-то Мудрегана раза в два больше. Так почему этот новый поток шпаков собирается течь туда? Короче, остановка и столпотворение имеют крайне серьезные резоны.

Бюрос-Ут, в свою очередь, размышляет над ситуацией. В принципе особо он не торопится. Он не собирается оседать на постоянку даже в благословенном Шакамларе. Но не стоит ли, воспользовавшись случаем, переменить вектор движения? До того он время от времени перебегал от одной подгруппки людей к другой, дабы окончательно замаскировать место своего первичного вливания в гражданское море. Потом, и как оказалось очень вовремя, он сообразил, что роль всегдашнего мигранта и новичка — не самая безопасная. Пожалуй, эта догадка спасла его от серьезной неприятности.

Однажды совсем рядом с ним притормозила очередная военная машина. Она не остановилась, а сбросила скорость и пошла рядом с колонной беженцев. Из верхнего люка высунулся какой-то лысый тип в черных пилотских очках. Он начал о чем-то толковать с идущим параллельно стариком. Угостил деда водой. Затем приметил бредущего тут же рядом, через несколько человек, Бюроса. Окликнул. Радист повернулся в его сторону ни жив, ни мертв.

— Откуда ты? — ткнул в его сторону пальцем старший военной машины.

За время скитаний Бюрос-Ут уже довольно сносно научился играть немого. Он вымучил заискивающую улыбочку, помотал головой. Похоже, этого было маловато. Офицер, а может, и сержант — петлиц было совершенно не разобрать, — явно заинтересовался достаточно молодым рослым парнем в окружении женщин с детишками, стариков и в крайнем случае отягощенных скарбом отцов семейств.

От вероятного ареста, а может, и расстрела на месте за дезертирство или что-нибудь другое, Бюроса спасли две вещи. Во-первых, за эти дни и ночевки в толпе имперских шпаков он уже попривык к местным. Перестал воспринимать их как экзотику и уже считал вполне нормальными, просто управляемыми нехорошим правительством людьми. Потому как раз сейчас он оказывал помощь старушенции как минимум столетней выдержки. Он взял ее двухколесную тележку с лохмотьями и уже второй километр кряду волок эти причиндалы за собой. Вероятно, тип в очках подумал, что тележка с грузом его собственная.

Ну, а во-вторых, когда типус снова гаркнул на Бюроса, на его защиту встали окружающие. Женщина, идущая впереди и до этого вроде никогда не заговаривающая с радистом-пулеметчиком, внезапно стала громко голосить, что, мол, нечего цепляться к немому инвалиду. Ее поддержали другие. А старик, с которым военный до того перекидывался репликами, даже напористо объявил, что, мол, этот немой идет с ним от самого Доору.

— Хорошо! — отмахнулся имперский милитарист.

Затем наклонился в кабину джипа, покопался где-то внутри, извлек оттуда пачку печенья и вновь окликнул Бюроса:

— Эй, калека! На-а!

Пачка метнулась в его сторону, но Бюрос-Ут как-то догадался, что не стоит демонстрировать чудеса ловкости и быстроту реакции. Улыбаясь как можно дебильнее, он позволил печенью стукнуть себя по лбу. Только вот военный не прыснул от смеха, как ожидалось, а снова махнул рукой, пробормотав что-то вроде «несчастный человек». Невидимый за броней водитель переключил передачу, и автомобиль унесся вперед. Бюрос-Ут наклонился, поднял надорвавшуюся пачку и все с той же глупой улыбочкой начал угощать уставившихся на него детишек.