Федор Березин - Атомная крепость

Однако тот случай остался в прошлом. Не следовало ли теперь все же переменить направление движения? Те, кто обнаружил свинцовую кабину, наблюдали распахнутый люк. Вряд ли два неповрежденных пустых скафандра внутри полностью выгоревшей капсулы убедили их, что никто из экипажа не выжил. Имперские «хранители» не идиоты. Они сложат два и два, выяснят, какой из гражданских потоков проследовал поблизости. Короче, если он сменит направление на перпендикуляр, то повысит сложность задачи по поимке сбежавших пилотов как минимум на порядок.

— Лейтенент Казайя, — наклоняется к переговорному устройству командир корабля. — Ваша задача — не позволить ему выпустить «континенталку». В прошлый раз получилось, Фрэн. Не подведите меня и сейчас.

Вообще-то в прошлый раз сбили никоим образом не первую ракету. Но задача капитана — внушать подчиненным веру в собственные силы, а не статистические заморочки.

— Машинное! — продолжает Йои Лазым. — Как только сбросим первые торпеды, дадим полный ход. Быть наготове!

Но, конечно, у Великого Выдувальщика Сферы Мира наличествуют свои притязания. Любовь его безгранична, и потому сейчас ему милы не только имперские миноносные силы. Впереди уже привычно ухает. Дым, копоть. Сверху рождается не слишком хорошо заточенная, вертикально прущая бамбулина. Слишком далеко для зенитных пулеметных машинок лейтенанта Фрэна Казайя. Пока еще слишком.

Звон в ушах маскирует другой звук. Пневматический выхлоп опорожняет накопленную компрессором мощность. Две торпеды последовательно обгоняют по воздуху миноносец и плюхаются в воду.

— Полный ход! — сипит в интерком капитан-охотник. Он снова белый как смерть. Одна баллистическая уже проткнула небо и несет к цели заряд. Кто, кроме него, более всех виновен в произошедшем? Он ходит за врагом уже более недели, наступая на пятки, но так и не потопил эту толстенную сволочь! Теперь из-за его неумения и бестолкового командирства где-то взлетят на воздух города. Совесть — жуткая штука, ее прессовку невозможно вынести. Но можно растечься под давящей гирей, загружая психику всякой всячиной. Лавиной неотложных дел.

— Торпеды в воде! Захватили цель! — доносится откуда-то. — Выставлены на тактильный подрыв.

— Хочу, чтобы эту дрянь переломило пополам, — цедит Йои Лазым. Старший помощник поблизости делает вид, что не слышит. Да и дел у него полно. Одно из них — умудриться не обогнать собственные торпеды. Не хватало еще, чтобы этот «тактильный подрыв» сработал по их родному корпусу. Неизвестно, как с «этой дрянью», но их самих встроенный заряд потопит наверняка.

Торпедная парочка все же не успевает. Чертова «труба» колошматит не как пулемет, но достаточно резво. В дыму и пламени она рождает новое чудовище. Офицеры и вахтенные на мостике щурятся и хватаются за что угодно надежное и стойкое поблизости. Они достаточно близко, чтобы ударная волна ракетного выхлопа сработала не только по ушным перепонкам.

— Казайя! — орет капитан-охотник.

Он исходит пеной совершенно зазря. Так же точно, как и его рык, задавлен ракетным ревом и визг пулеметных машинок на палубной надстройке. Трассирующие струи тянутся куда-то вверх, стремятся найти пересечение со спрямленной дугой ракетного разгона, но все «в молоко». Массаракш! «Гидийоруму» ныне снова не везет. Йои Лазым сжимает кулаки и отслеживает окончательно уходящую из зоны воздействия «континенталку».

Что-то чирикает в интеркоме. Слов ныне не разобрать, но зато перед носом еще и световая индикация. Кажется, подрыв торпеды! Не исключено, что если бы не дымовое облако впереди, получилось бы заметить, как толстющая ракетометная труба вздрагивает от боли. А вторая торпеда? Нет, сигнализация не активируется. Возможно, упругость первого взрыва развернула ее куда-то в сторону. Ничего, сейчас добавим до полного комплекта.

— Торпедные машинки — товсь! — орет — пытается орать — в переговорные трубы и интерком капитан-охотник Йои Лазым. Он не успевает…

Процессы в этом секторе Сферы Мира окончательно срываются с цепи. До сего момента на них действовала некая инерционность. Процессы растягивались, пружинки взводились. Ну а теперь они все одновременно и лопнули.

Вначале на миноносец все же накатывает ударная волна от ракетного запуска. Командный мостик недавно кое-как остеклили. Теперь вся эта импровизация со звоном лопается. Вахтенные и командиры инстинктивно сжимаются, стремясь увернуться от осколков. Никто из них не знает, что этот инстинкт, прикрывший глаза и лица, бережет их от куда более страшного.

Ответственный за пулеметные машинки лейтенант Казайя ведать не ведает своего счастья. Он кусает локти, чуть не плача от того, что его хозяйство расстреляло «молоко», хотя на самом деле зенитки попали. Просто, как уже сказано, процессы в мире несколько зависли. На секунду, не более. За это время там вверху, на упархивающей ракете, некие поврежденные цепи окончательно закоротило.

Все под Мировым Светом и вправду повторяется. Это так, да не так. Когда-то давно пулеметы подорвали ракетные баки и заставили схлестнуться окислитель и топливо. Ныне все куда хитрее. В стремящейся в оцинкованное небо «континенталке» повреждена боевая часть. Теперь все не по регламенту. Инициация!

Над морской акваторией ядерный взрыв!

Где-то далеко внизу, на глади моря, под ним два корабля. Один в небывалой вертикальной позиции. С точки зрения встречи ударных факторов — это лучшая позиция, но выпускной люк по центру корпуса все еще откупорен. Очень и очень не к месту.

Похоже, Бюрос-Ут ошибся в выборе людского потока. Нет, поначалу все было лучше некуда. Этот поток был как бы посвежей — более молодой, в смысле. Двигал он по дороге более живехонько. Через некоторое время Бюрос даже попрактиковался в разговорной речи. Поскольку этот поток беженцев двигал из города Безелье, по их словам, подвергнутого бомбардировке — благо, не атомной, — то вполне получалось прикинуться малость контуженным. Это сразу же оправдывало некую заторможенность речи, а порой не слишком ясное понимание быстро говорящего собеседника. Понятное дело, в прошлом потоке такую эволюцию по отношению к немоте осуществить бы не удалось.

Кроме того, ночью, когда все хоть как-то пытались вздремнуть под открытым небом, Бюрос умудрился хапнуть чью-то плохонько охраняемую сумку с вещичками. Теперь он сумел выбросить ветровочку, снятую когда-то с умершего, а также избавиться и от не слишком удобных штанов, прихваченных в той же забытой Мировым Светом деревне. Вообще радист-пулеметчик так расхрабрился, что средь бела дня свистнул из-под носа одного дедка вполне удобную и подходящую по размеру маскировочно-серенькую панаму. Словом, жизнь налаживалась. Не хватало, пожалуй, разве что документов. Впрочем, Бюрос-Ут не без оснований надеялся, что в одну из ночей как-нибудь получится затариться из чьего-то кармана и такими предметами. Страничку с фотографией можно будет оторвать, имитировать, что данные бумаги побывали в огне. Что тут такого, в самом деле, если он бредет из города, подвергнутого бомбардировке?