Владимир Яценко - Десант в настоящее

Бред!

Этого не может быть!

Катерина никогда бы так не поступила. Что же они должны были узнать, чтобы вот так, коллективно уйти из жизни? Может, их что-то испугало? Что может испугать взрослых людей настолько, чтобы они решились на такой отчаянный шаг?

— Возьми, десерт, — Василий протянул чумпель, наполовину заполненный оранжевыми ягодами.

— Что это?

— Морошка, сладкой не назовёшь, но сок очень полезен.

Отто осторожно положил в рот несколько ягод.

— Не беспокойся, — с улыбкой поддержал его Василий. — Проверено, мин нет.

Отто вздрогнул. Фраза занимала в его лексиконе не последнее место.

— Армия? — спросил он, отправляя в рот горсть ягод.

— Не знаю, — простодушно ответил Василий. — Наверное, у меня что-то с головой. Пытаюсь сосредоточиться на том, кто я и откуда, но всё плывёт и крошится…

— Крошится?

Ягоды и в самом деле были кислыми, как и всё в этом обделённом теплом и солнцем крае.

— Да, крошится, — подтвердил Василий. — Очень неприятное ощущение. Вроде морской болезни, только не в желудке, а в голове.

— Тогда попробуй рассказать о чём-нибудь другом. — Отто доел ягоды, и, хотя скулы свело кислотой, он был доволен неожиданным десертом. — Фамилия Мичурин тебе знакома?

— Шутишь! — возмутился Василий, — разумеется, знакома.

"А говорит, что ничего не помнит", — подумал Отто.

— Вот и начни со своей фамилии.

— Причём тут моя фамилия? Бежать надо!

— Почему?

— Я чувствую опасность. Они всюду!

— Кто?

— Шары!

— Вот-вот, — обрадовался Отто. — Шары. Давай про шары!

— А нечего "давать", — насупился Василий. — Они всё время меняют цвет, оттенки. И они разные, есть маленькие, а есть огромные. Маленькие — жёлтые, огромные — красные. Мне показалось, что они приглашают меня. Пошёл за одним из них, за жёлтым. Он летел над самой травой и ничуть не спешил. Идти за ним было несложно. Вот только ровным счётом ничего не произошло. В какое-то мгновение он стал ослепительно-белым, я зажмурился, а когда открыл глаза, его уже не было. — Василий замолчал, сосредоточенно шевеля тоненьким прутиком угли. Потом он вытащил свою веточку и, сильно щурясь, внимательно посмотрел на её тлеющий конец. — До сих пор цветные круги перед глазами плавают. Вот, собственно, и вся история. Наверное, я сошёл с ума. Ничего не помню!

— Зато живой.

— Пока живой, — строго поправил Василий. — И посему, пока не поздно, давай-ка я свяжусь со своим агентом в Москве. Пусть этими проблемами занимаются компетентные государственные мужи, облечённые властью и ответственностью. А мы отмоемся, поедим, и вернёмся к нормальной человеческой жизни…

— "Отмоемся", как же! — прервал его Отто, припомнив особенности своего увольнения. — А что было до того, как ты пошёл за шаром?

Василий наморщил лоб и опять принялся тревожить прутиком угли костра, высекая из них маленькие искорки.

— Сильно болел живот, — спустя минуту сказал он.

— Живот?

— Да, живот. Несколько дней. Помню чувство голода. И злость. Я их ненавидел. Они едят, шутят, смеются… А я не могу. Тошнит… Я уходил, но возвращался… — у него дёрнулось веко.

— Не напрягайся, — сжалился Отто. — Но согласись, звучит странно: и про агента помнишь, и про Москву… а оперативная память пуста. Так, что ли?

— Я помню, что это как-то связано со льдом.

— Льдом? — Отто вспомнил о том, что бос, и зябко повёл плечами.

— Да, льдом. Погибнет много людей, возможно, все.

— "Все" — это сколько? — хладнокровно уточнил Отто. — Так, чтобы совсем "все", не бывает. Кто-то всегда остаётся.

Василий молчал.

"В этой истории всё не стыкуется, — подумал Отто. — Последний раз экспедиция выходила на связь трое суток назад. Покойники, чтобы так зацвести зелёным, должны были посидеть под солнышком не меньше недели. А Василий… Сколько времени заняла его прогулка за шаром, он не помнит. Но вчера он вышел к костру чистеньким, ухоженным, и, самое главное, выбритым. Прошли только сутки, а голова и лицо уже чёрные от щетины…"

— Всё человечество, — сказал Василий.

— О чём ты?

— Лёд. Он будет всюду. Замёрзнут все люди.

— Скоро?

— Не знаю, — признался Василий. — Не помню. Но такое уже было. Раньше. Давно. И не один раз.

— Это они тебе сказали?

— Это нельзя назвать разговором. Информацию впрыскивают, как инъекцию. Много света и очень больно, как взрыв. А потом вспоминаешь…

— Интересно, — вежливо сказал Отто. — И что было потом?

— Потом и вовсе какой-то бред. Кошмар. Страшно. Ничего не понимаю. Вроде бы я видел себя. И всех их. Только это не я. Я это точно знаю, потому что я — это я, ты же видишь…

— Стоп, — остановил его Отто. — Хватит.

"Не хватало только, чтоб он опять свихнулся…"

Василий покорно замолчал.

Его пророчества не произвели на Отто никакого впечатления: "Мало ли что придёт в голову напуганному человеку"?

— Выбросил бы ты эту дрянь, — Василий кивнул в сторону вещмешка. — Смердит, дышать невозможно.

— Ну да, и всё это барахло носить в карманах?

— Барахло тоже выбрось. Позволь мне по телефону вызвать эвакуаторов. Суток не пройдёт, как мы посмеёмся над этими ужасами в приличном ресторане…

— Звонить мы не будем, — сказал Отто. — Даже если нас усадят спиной к спине и заставят отравиться, предварительно сбрив отовсюду волосы… телефон я тебе не дам. А дам я тебе нож, треть питания и монитор, чтобы ты не заблудился. И разойдёмся прямо сейчас. Тебе нужно спешить — большие деньги без присмотра, что красивая жена без одежды. А мне спешить некуда…

"Ни денег, — подумал он. — Ни жены".

— Да ладно тебе, — сказал Василий. — Мало ли у тебя было падений? Спиши всё на обстоятельства. Что толку в мести, если недоразумение уже произошло? Забудь…

— Забудь? — вскинулся Отто. — О чём забыть? О том, что я — Отто Пельтц, и у меня вчера украли счастье?

— Брось, что такое счастье?

— Вот только хрени не нужно. Счастье — оно и есть счастье. И его у меня украли. И, знаешь, мне это не нравится. Кем бы эти твари ни были, они мне должны. И даже если они не захотят или не смогут рассчитаться, крови я им попорчу, это точно! Я, знаешь ли, большой специалист по неприятностям.

— Всё равно ничего не вернут.

— Я сам возьму всё, что сочту нужным.

— Месть? Вендетта? — недобро улыбнулся Василий. — Восстановление попранной справедливости?

— Ты против? У меня украли ценности. С какой радости я оставлю зло безнаказанным?

— Ценности? — переспросил Василий. — О каких ценностях ты говоришь?

Нет. О бриллиантах Отто говорить не хотел.

— Смерть моей жены как-то связана с шарами, — сказал он. — Хотелось бы поквитаться.

— Любовь? — с сомнением уточнил Василий. — Весьма хрупкая ценность. В избытке любви человек становится глупцом, в недостатке — камнем.