Владимир Яценко - Десант в настоящее

— На этот вопрос я не буду отвечать, — хмуро заявил Калим. — У меня с матушкой личные разногласия о претензиях стражи Культа к гвардейцам её Величества.

— Ну, ваши военные склоки сегодня нас не интересуют, а вот то, что педантичный и аккуратный сотник Ратан — Вепрь! Железные нервы и несгибаемая воля! — накануне поединка напился, должно озадачить всех присутствующих! Да-да! Вопрос жизни и смерти! И вместо того, чтобы улаживать вопросы наследства в своём обширном и уважаемом семействе, он ел, пил, спал! Почему? Да потому что он знал — дуэль не состоится! Не было открывшихся Ворот. Не было начала Интервенции. Всё было по-другому. Не дожидаясь наблюдателей, Ратан провоцирует поединок. Внимание гвардейцев приковано к схватке. Наёмники, вот эта парочка, — небрежный взмах руки в сторону чужаков, — незаметно подкрались к зрителям, разделались с ними, а потом, уже вместе с сотником, набросились на Дроздовича.

— Это лишь логическая цепочка, — поднялся с места второй защитник. — Опровергать такое чудовищное обвинение значило бы согласиться с оценкой Ратана как гнусного и подлого интригана, готового ударить ножом в спину своих учеников. Это представление совершенно не соответствует личности сотника, известного в Городе своей духовной чистотой и высокими понятиями о чести!

— Но ведь свидетелей в этом деле нет, не так ли? — вкрадчиво обратился к судье префект. — Одни обвиняемые! Никаких других следов, кроме жестокого побоища, тоже нет. Но установить истину — наш долг! Что же ещё остаётся, как не выстраивать логические версии происшедшего, затем отбросить невероятные и назвать истинной ту, вероятность которой окажется самой высокой?

— Да, — заявил судья. — Я согласен с этим. Продолжайте.

— Как заметила защита, я всего лишь выстроил версию. Давайте теперь рассмотрим её поближе. Сам Ратан подтверждает, что злодейски погибший Дроздович был гениальным фехтовальщиком, а помнит ли трибунал, что шпага Дроздовича была обнажена? А помнит ли трибунал, что Вада Дроздович погиб от ножевого ранения в затылочную часть черепа. Удар ножом сзади! Как мог гениальный фехтовальщик повернуться спиной к вооружённому ножом нападающему? Мечи были ещё у двоих, и нас хотят убедить, что этот бледнолицый заморыш уложил пятерых гвардейцев с помощью ножа? Сотник Ратан, вы — признанный мастер боевых искусств и человек чести, вот и ответьте нам: возможно ли такое?

Калим тяжело вздохнул. Это и был тот вопрос, которого он страшился больше всего. Сказать правду означало покрыть себя позором, и обречь на верную гибель своих гостей, с которыми за эти несколько дней он уже успел сдружиться. Но солгать было невозможно.

— Нет, — ответил Калим. — Пока я не увидел Отто, я был уверен, что такое невозможно. А сейчас… не знаю. Это больше похоже на чудо.

Судья посмотрел на защитников. Те, с ужасом глядя на Калима, отрицательно покачали головами.

— Но зачем нам какие-то домыслы и догадки, — продолжил префект. — Неизвестная никому в Городе женщина прямо объявляет о своей связи с Ратаном. Я попрошу её ещё раз назвать своё имя…

Повисла тяжёлая пауза. Ратан повернул свою массивную голову к женщине и что-то ей шепнул.

— Калима! — зазвенел её ясный молодой голос.

— Это ничего не значит, — вступил первый защитник. — Они могли прибыть из краёв столь отдалённых, что её имя оказалось случайно созвучным имени Дома Калима…

— Отдалённость мест, из которых они прибыли, не помешала им всего за несколько дней выучиться нашему языку. Но я вижу, что сомнения ещё не оставили трибунал. Тогда прошу взглянуть на это, — префект достал плоскую коробку. — Это принадлежит мужчине.

Он рассыпал на столе бриллианты.

— Родовые сокровища Дома Калима, плата наёмникам за их услуги.

В зале поднялся шум. Угрожающие выкрики быстро переросли в недовольный гул.

Префект, для подогрева публики, провёл несколько раз руками по столу, пересыпая бриллианты, и уселся в своё кресло. Калим заметно побледнел и съёжился. Женщина беспокойно смотрела на беснующийся зал. Защитники ожесточённо ссорились друг с другом, не зная, как следует поступить и что ответить.

Только один человек сохранял невозмутимость и спокойствие. Отто Пельтц взирал на кипящие вокруг него страсти со сложной смесью жалости и презрения. Так смотрит воспитатель старшей группы детского сада на стайку малолетних бандитов, пытающихся исподтишка, незаметно для глаз взрослого, подстроить какую-то пакость беззащитному перед их напором товарищу.

— Бейлиф, — обратился судья к секретарю. — Если этот сброд в зале немедленно не заткнётся, вызывай своих помощников и сделай так, чтобы я себя хорошо слышал.

Бейлиф встрепенулся, вскочил, но звать помощников ему не пришлось. Зал мгновенно стих. Жестокость, с которой судья вёл заседания трибунала, была хорошо известна. Бывали случаи, и не единожды, когда целые группы присутствующих получали наказания более суровые, чем обвиняемые, которым пострадавшие пришли выказать свою ненависть или поддержку.

— Что может сказать защита? — спросил судья.

— Только то, что имущество, принадлежащее чужакам, — быстрее всех нашёлся третий защитник, — достойный префект получил из их рук добровольно. Без нажима или принуждения. Ни чужаки, ни обвиняемый сотник Ратан, не придавали этим безделушкам такого значения, какое им придаёт достойный префект.

— На эти безделушки можно отремонтировать дворец Королевы, — оборвал его судья. — Должен вам заметить, на меня доводы префекта произвели большое впечатление. Даю вам ещё минуту, чтобы посоветоваться и ответить что-нибудь более толковое, чем размышления о соотношении доброй воли и принуждения при сдаче обвиняемым вещественных доказательств по делу об умышленном убийстве пятерых представителей закона при исполнении ими служебных обязанностей!

Отто Пельтц чувствовал, что его опять провели, заставили делать то, чего он делать не хотел и не собирался.

"Открой дверь", — сказал Василий. И Отто взял и открыл.

Как глупо! Ему отдал приказ его злейший враг. А он, Отто Пельтц, этот приказ исполнил!

"Отто, остановись!" — крикнула Маша. Остановился ли он? Как бы не так! Зарезал пятерых полицейских.

Да что же это за наваждение такое?

Кстати, а как она сама это узнала? Как она узнала, что ему следует остановиться? Почему она представилась, как Калима? А Калим оказался Калимом случайно? Выходит, она и есть тот телепат, о котором говорил Василий. Отто не забыл его слов. Просто этот факт отложился в самом дальнем уголке памяти. Так откладывают интересные газеты на краешек журнального столика, чтобы самое сладкое прочесть потом, на закуску. Маша, она же Калима, читает его мысли… ну и что? Пусть себе читает!