Павел Дартс - Крысиная башня

Вообще под внешний дымоход батя сначала хотел приспособить водосточную трубу, проходящую по фасаду — но отказался, так как «это будет демаскировать». Потом Володя кинул идею, что «дом старый, должны быть дымоходы, только они замурованы!» Но дымоходов тоже не нашли, а чтобы подключать дымоход к вентиляции — тоже не решились. В конце концов поступили просто — пробили дыру в лифтовую шахту и вывели трубу туда. Сам лифт стоял на первом этаже. Дым, проходя через длинную трубу в квартире, итак охлаждался; и добавочно рассеивался в лифтовой шахте, выходя, наконец, в лифтовую будку на крыше — в дверях из лифта в подъезд как могли заткнули щели и заклеили стыки скотчем. Толстостенная труба шла через половину квартиры, наклонно, — на ней удобно было сушить одежду.

Устройство печки, со всеми дымоводами, заняло больше месяца; но в итоге получили удачное чудовище, на котором можно было и готовить, и возле которого греться. Забегая вперед можно сказать, та квартира, большую часть которой занимала теперь чудо-печь, стала основным нашим обиталищем с наступлением холодов, — там всегда было тепло, а то и жарко. Там, в соседних с печкой помещениях, зимой в основном и спали Васильченки и мама.

Батя у себя в мастерской соорудил печку на жидком топливе, — жидкое печное топливо, стекая по тонкой трубочке из бака, укрепленного на стене, капало и сгорало на какой-то пористой фигне; дымоход — в лифтовую же. У бати всегда тоже было тепло, не как на кухне, но все же; единственно — от него постоянно воняло топливом.

Белка переселилась в наш подъезд, найдя «приличные аппартаменты» на девятом этаже; чтобы не лазить в проломы, потому что через первый этаж к нам на лестницу было уже не попасть: батя обрушил два лестничных пролета в первом подъезде. И был этим весьма горд: сделал самодельную взрывчатку, пеоны пробили, как он выразился, «шурфы»; однажды Башня тяжко вздрогнула — и вуаля, попасть выше третьего этажа стало возможным только через наш подъезд, через одну лестницу, которую мы позже, организуя «фортификацию», уставили всевозможными «сюрпризами» на «баррикадах».

Толян где-то раздобыл каталитическую газовую горелку. В маленькой комнате квартиры, куда перебралась Белка, он с батей сделал из одеял тамбур, и теперь там, время от времени включая грелку от баллончиков, вполне можно было жить. Толян и ночевал — то у Белки, то у бати в мастерской, то у меня в палатке.

Я сам еще в начале всех этих переделок, после нескольких кочевий по разным жилищам, с батиного одобрения самозахватом занял соседнюю с нами квартиру — в первом подъезде. Всегда хотел иметь свое жилье, и чтобы никто не устанавливал там своих правил. Нет, своя комната у меня и так была, но… «Ты опять постель не заправил, раскидываешь вещи, пачкаешь обои, не включай громко музыку, почему не спишь» и так далее. Всегда хотелось жить независимо. Вот и выбрал себе квартиру. А спать я приспособился, с батиной подсказки, в палатке. Поставил посреди комнаты нашу двухместную, еще сверху накрыл ее несколькими одеялами, — но чтобы остался небольшой проход для воздуха. Внутрь натащил одеял, пледов, подушек. Теперь стоило только зажечь там на час свечу, — и вполне можно было ночевать. Даже не то чтобы терпимо, а вполне комфортно, если и раздеваться-одеваться уже внутри. Батя обследовал мое жилище, и внес пару рекомедаций:

— Свечу зажигать только «чайную», для чего выделил мне специальный для нее светильник, который можно подвешивать к пологу палатки. «А то загоришься тут нафиг!»

— Собственно, насчет вентиляции, — закрепить одеяла над палаткой прищепками так, чтобы ни в коем случае не закрывали вентиляцию. «А то задохнешься тут нафиг!»

И пообещал сделать виденную где-то в интернете штуковину: насадка на обычную свечку, из нескольких мал-мала-меньше керамических горшочков, собранных вместе на винт через донышки; сказал, что такая штука в разы повышает теплоотдачу от свечки.

Володя, принявший на себя функции завхоза, завел специальную тетрадь, где вел учет всех наших запасов и где что хранится — по этажам, квартирам, комнатам. Со своей хозяйственностью и педантичнстью он навел образцовый порядок в наших запасах; рассортировал и разложил по полкам и шкафам все то, что до этого мы просто, как муравьи, стаскивали отовсюду и просто валили в кучи.

Честно говоря, теперь ощущения от складов с запасами у нас были — как от пещеры Али Бабы, как ощущения Скруджа МакДака от своего бассейна с золотом — «богатство»! Мешки и ящики, банки и коробки! Полки, полки, полки, — но все «диверсифицировано», распрятано по этажам и углам, замаскировано так, что, пожалуй, даже беглый вояж того же господина из Администрации с контролирующим визитом, — если бы мы вдруг его теперь пустили, — не обнаружил бы наглядных следов мародерки и запасов. Все было укрыто. Просто «на всякий случай». И только большая клеенчатая тетрадь Володи знала, «где, чего и сколько».

Рассказывая о своих злоключениях, Володя мельком упомянул, что на обратном пути столкнулся с группой, бежавшей из одного из новых «коммун», или «Лагерей Спасения». Они поведали страшные вещи: «коммуны», «лагеря спасения» постепенно стали превращаться в лагеря концентрационные — в самом примитивном, историческом значении этого слова. Попавших туда людей просто не выпускали — сначала «для вашей же собственной безопасности», потом — «для предотвращения распространения эпидемии…» — стали ходить смутные слухи, что в нескольких лагерях разразилось нечто наподобие гриппа, но с непонятными симптомами…

Все это было очень существенно, но только батя, по обыкновению, отнесся к этим новостям со всем вниманием, в чем мы убедились позже.

Олег прижимал к уху телефонную трубку и расхаживал по комнате, волоча за собой телефонный шнур. Несмотря на то, что света теперь не бывало по два-три дня вообще, телефонная сеть еще работала… Иногда. Вот как сейчас. Света не было, а телефон — был. «Трубка» сдохла, но старый, проводной аппарат работал. Дозвонились, ну надо же…

После большого перерыва позвонил Владик. Дела у него были не очень… Долго, пространно он излагал свою ситуацию, что работы по специальности нет; его, компьютерщика, гоняют охранять каких-то «земледельцев», как простого ППС-ника ходить в патрули; что не платят вообще ничего, что пайка не дают, а питание в столовой такое паскудное, что без Аленкиных домашних запасов давно бы уже протянули ноги… Со смешком добавил, что скоро, наверное, съест своих недругов — котов, настолько они уже достали, орут с голодухи день и ночь…

— Ну, если совсем прижмет, тогда мы уж к тебе.

У Олега дернулась щека, он посмотрел в пол, в потолок, больно закусил губу. Помолчал. Стало ясно, что и весь разговор-то затеян именно для этой фразы и реакции на нее. Повисло молчание.