Павел Дартс - Крысиная башня

Тот, как загипнотизированный глядя на холодную поблескивающую сталь, четко отработал задачу: с проспекта послышалось чихание мотора, потом ровный рев заведшегося дизеля.

— Ладно, лежи, гад, потом с тобой будем разбираться! — еще раз проверив насколько надежно связаны руки у пленного, Крыс ткнул его носом в пол и побежал вниз, в одно из хранилищ топлива.

БМП сдал задом к дверям магазина, к решетке. Встал, редко пофыркивая выхлопом. Ждал.

Сергей стоял около окна пятого этажа. Прямо над ним. Почему-то кружилась голова и подташнивало. Откуда-то в ушах накатывал глухой, густой, на пороге слышимости, рев, — но стоило помотать головой, и рев пропадал, чтобы через некоторое время вновь начинать вползать в голову. Он покосился на стоявшую рядом Ольгу, напросившуюся помочь ему с бензином, не слышит ли она чего; она опасливо поглядывала на него, и, видимо боролась с желанием вновь пощупать ему лоб — нет ли жара. Все это было не ко времени — и жар, и рев в ушах, и подкатывающая какого-то черта тошнота… Тот, второй, так во-время взявший на себя управление, мог в любой момент уйти, спрятаться. Глюки, что ли… Надо было спешить. Дело было еще не закончено.

По информации пленного, в «коробочке» был только один наводчик, он же — водитель. Но даже один, находясь в этой бронированной, специально предназначенной для войны коробке, он мог наделать много неприятных дел.

Сергей снял с подоконника автомат, поставил его к стене. Открыл створки окна, наполовину застекленные, наполовину заклеенные картоном на скотче. Вспомнил, что батя собирался сделать что-то вроде авиабомб — чтобы со стабилизатором; с верхних этажей башни или с крыши можно было добросить далекоооо… Но так и не собрался; да и против брони это не вариант, только против пехоты…

Вот это — другое дело. Взял с стола трехлитровую стеклянную банку с мутной коричневатой жидкостью — смесью печного топлива и бензина, проверил, как держатся несколько примотанных скотчем больших «охотничьих» спичек. Не, не должны потухнуть. Тут и лететь-то… А они, говорят, и под водой горят… Ох ты, опять этот гул в башке… Достал зажигалку; синенький турбо-огонек лизнул крайнюю спичечную головку. Зафырчал, разгораясь. Отложил зажигалку и аккуратно «толкнул» банку от груди вперед-вниз, в БМП.

Ольга, высунувшись, проследила полет дымящей банки — полет закончился на крыше бронированной машины. Отшатнулась, когда там, внизу, с хлопком вспух огненно-дымный клуб, ударивший жаром, казалось, даже сюда, в окно пятого этажа. Взглянула на Сергея — он с поразительно спокойным лицом, примерившись, отправил вниз, туда же, вторую банку, и взялся за автомат.

БМП, охваченная огнем, содрогнулась, выпустив сквозь огонь струю черного выхлопа, дернулась вперед на метр и заглохла. «Ну, где же он?…» — Крыс выцеливал верхние люки, ожидая увидеть водителя, но вдруг крики раздались из непросматриваемой из окна зоны, от самых почти дверей магазина. «Ах ты черт, я ведь задние, десантные люки не вижу!.. Сбежит же!!» — он высунулся по пояс из окна, держа в руках автомат, и пытаясь рассмотреть, что делается между кормой БМП и решетчатыми дверями магазина.

Увидел. Там Петрович, Крот, изо всех сил бил клевцом визжащего человека в камуфляже. Тот катался по асфальту и пытался прикрыть голову, уворачивался, автомат валялся в стороне; Крот сильно, наотмашь бил его по рукам и плечам, по груди и спине блестящим от рытья земли острием клевца, теперь оно уже было черным от крови; и каждый удар исторгал у человека у камуфляже вопль. Он катался по уже залитому кровью заснеженному асфальту и дико кричал, а Крот преследовал его с занесенным оружием и бил, бил. Очередной удар пришелся в голову — и водитель затих, распластавшись на асфальте.

— Петрович… Крот! — позвал Крыс.

Тот, держа клевец в опущенной руке, поднял голову, отыскивая взглядом, кто его зовет. Очки он где-то потерял. Глаза его были полны слез, но он улыбался. Он отомстил за семью и был этим счастлив.

Олег сидел на краю кровати и держал сына за руку. Рука была сухая и горячая.

— Серый… Не холодно? Не, не вставай. Тебе нельзя. Света добавить? Съешь чего? Ты знаешь, что ты почти два дня был без сознания?… Оля сказала, что это от переутомления и сильного душевного волнения. Оно понятно. Ты сделал такое, что трудно себе представить…

— Как все?…

— Нормально. Пока нормально.

— Наши?… Как?

— Все живы.

— Кто это были?

— Совершенно левые. Пасли нас, судя по всему. Как, кто, откуда нас пас — Толян сейчас занимается. Твой пленный — наш «цыган», — раскололся по самую жопу. Нет, это с пропажей Белки не связано. Совпадение. Вернее — не совпадение, а просто пасли — и использовали момент. Мы не ожидали, что на нас так пристально того… со всех сторон всматриваются. Херово у нас контрразведка работает; одно ее извиняет, что ее и не было до этого времени совсем…

— Белка?

— Мы не доехали. Вернулись, получив твой сигнал. Сам понимаешь. Но ты не переживай. Главное мы ведь практически знаем где она, или узнаем — ниточка есть. Ну, не перехватили по дороге — накроем на месте. Тем более можно теперь ожидать, что они двинут свои требования. Это — еще ниточка.

— Думаешь, продавать станут?

— Обязательно. А зачем она им еще иначе? Они тут корячились столько времени, делали пролом… Это я дурак!

— Что ты?…

— Да, понимаешь… Я все об этом думаю. Все себе простить не могу. Понадеялся на то, что входы мы позытыкали, а про стены не подумал. Надо было ставить датчики на объем…

— Ты не виноват.

— Знаю, что не виноват. Все не предусмотришь. Но стараться надо. Хотя как предусмотреть то, что кто-то не полезет через дверь, — а это ведь очевидное решение! — а будет долбать стену? Ну вот как это можно было предположить??

Помолчали.

— Ты думаешь?…

— Серый. Я вообще тебя проведать пришел, а не о делах говорить.

— Ты думаешь… это… сдал кто-то?…

— Давай не будем про это?

— Будем. Будем, почему?… Я должен все знать. Теперь-то?

— Да…

— Кто-то… сдал?

— Сто процентов. — Олег отвел в сторону взгляд, — Ну, девяносто. Или сдал, или тупо проболтался. Никто не знал вне Башни про мины на дверях. Да вообще про бассейн никто не знал. Вернее, не должен был знать.

— Пап. Тут из Башни не выходит никто без нас. А в одиночку ходит вообще только Толян.

— Толян не мог. Ни сдать, сам понимаешь, ни проболтаться. Исключено.

— Тогда… кто?

— А ч-ч-черт его знает! Ты ж меня знаешь, я, пока не уверен, не могу на кого-то что-то навешивать… Тем более на своих… Вообще, может, случайность…

— Пап. Тут и «сдать»-то невозможно — никто ж с внешним миром не общается. Или…

— Не общается, говоришь… Ну. Я ж говорю — случайность. Ты поспи.