Павел Дартс - Крысиная башня

— Пап.

— А?

— За дурака меня не держи.

— Да че ты, че ты…

— Мама где?

— Тоже неважно себя чувствует. Заходила раньше, сидела тут, пока ты в отключке был. Сейчас отдыхает.

— Позови.

— Серый, отдыхает она.

Пауза затянулась. Отец сделал попытку встать, но Сергей удержал его, вцепившись в рукав.

— Значит…

— Ничего не значит. Отдыхай.

— Позовешь? Нет? Значит. — Он обессилено откинулся на подушку.

Отец тяжело, глубоко вздохнул.

— Да. Значит.

— Где она?

— Я не знаю. И никто не знает. После того как ты сжег эту железную коробку, а эти гаврики соответственно собой расчистили проход в Башню, ее никто больше не видел. И лучше бы если бы в ближайшее время она не появлялась, во-всяком случае, при Толяне. Он, знаешь ли, те же выводы сделал. И удержать я его не смогу… Да и не захочу теперь!

— Мама?…

Олег молчал.

— Нет. Не может быть.

Олег тяжело вздохнул.

— Ладно. Все равно — рано или поздно. Лучше раньше чем позже. Короче — тебе письмо есть.

— Письмо?

— Да. Вот. Дома на столе было.

Он достал из кармана и подал помятый вскрытый конверт, на котором Лениной рукой было написано «Сергею. Лично в руки».

— Я его вскрыл, да. И прочитал. Вот так вот. На.

Сергей чуть подрагивающими руками взял конверт, достал из него лист бумаги. Прочитал:

«Все, что я делала, я делала в первую очередь для тебя. Когда ты станешь взрослым, ты наверняка меня поймешь. Так, как вы живете сейчас, жить нельзя. Твоя мама.»

Уронил руку с листком на одеяло.

— Мама. Мама…

— Знаешь, я с неделю назад, перед Новым годом, видел случайно в городе ее сестру, ну, Иру. И тогда не придал этому значения.

— Я знаю.

— Откуда?

Сергей не ответил. Он тяжело задышал. Отец встревожено стал вглядываться ему в лицо.

Тяжелое, несколькоминутное молчание разорвал крик:

— Нет!!! Это все неправда!! Это-все-неправильно! Она не могла!! Так все не должно быть!! Не-так!! НЕТ!!! Я не хочу такую пара-дигму! Я-здесь-не хочу! Не хочу!! Нет! Так быть не должно!!! НЕЕЕЕЕТ! Я отменяю все этоооо!!!

Сергей рвался с кровати, бился; отец с искаженным страхом лицом едва удерживал его. Все закружилось перед глазами и наступила тьма.

Сергей.

Чистая свежая постель. Тепло. В окно бьют лучи яркого солнца, слегка заглушенные легкой зеленой шторой. Фоном — отдаленный лязг прошедшего трамвая, фырчание паркующихся внизу, у магазина, небольших грузовиков-фургонов и еле слышимые реплики грузчиков.

Лето.

Я, лежа в постели, уже около получаса смотрю на окно и не могу понять — как так реально это все снится? Я ведь даже отдельные слова с улицы могу различить. Разве так во сне бывает? И — лето причем. Это хорошо. Подзадолбала меня уже эта зима. Это хорошо, что сон — про лето. Только что я все вот лежу да лежу? Пусть бы пошел куда. Или чтоб пришел кто, Анька, например… Интересно, можно во сне заказывать, чтоб пришел кто? Но пусть, пусть. И так хорошо. Хороший такой сон, мирный. Я — у себя в комнате. Ну надо же…

Бесшумно вошел батя. Батя?? Я уже совсем забыл, когда так его видел: легкие светлые просторные летние брюки, футболка с рекламой одной из наших компаний-партнеров. Но… Не в этом дело. Лицо. Лицо — другое. Другой совсем. Не… Не тот. И без ствола, что совсем непривычно. А, ну да. Во сне таким бы и должен быть — как до всего этого.

— Па-ап?…

— О, нормально! Как сам себя-то?… Врачиха сказала что кризис миновал, сейчас на поправку пойдешь! Сок будешь?

— Че-то я тут не узнаю ничего…

— Ну, как не узнаешь?… А, ну оно и понятно. Ты ж столько время… Вчера только полегчало, ага. Вчера-то говорили — помнишь?

Черт, как непривычно слышать свой голос во сне-то! Да еще, оказывается, нужно напрягаться, чтобы говорить, ну надо же… Вроде как во сне говоришь не напрягаясь и не задумываясь? А когда я последний раз с кем-то говорил во сне? То есть — говорил, и знал, что я говорю во сне?… Не, чушь какая-то получается…

— Па-ап?

— Что?

— Я сплю?

— Нет. Уже нет. Сереж, все нормально, все наладилось. Да я тебе еще вчера говорил, ты что, не помнишь? Ну, не помнишь и ладно. Ты ж болел. Ты ж неделю почти в бреду. Жар и все такое. Инфекция? Да нет. Они, врачи в смысле, сами ничего не знают. Говорят «все признаки сильного душевного потрясения», — какое «потрясение», откуда?? Да фиг с ними, главное — на поправку. А то неделю как зомби — не узнаешь никого, вскрикиваешь, то куда-то бежать собираешься… Зовешь кого-то…

— Ооой… Так я сплю, или спал? Или что?…

— Я ж говорю тебе…

За дверью слышится подскуливание-рычание. Скребущие звуки.

— Па-ап… Граф??!

— Ну а кто еще-то? Подонок, опять нассал сегодня на штору.

Отец встает и приоткрывает дверь в комнату; живой-здоровый и веселый Граф «с пробуксовкой» по паркету влетает в комнату, с разбегу прыгает на кровать, и, заскочив мне на грудь, начинает радостно лизать в нос и щеки. Мокрый и теплый язычара… Отец подхватывает его под передние лапы, поднимает и ставит на пол. Слышится обиженное сопение-рычание.

Комната начинает кружиться и куда-то пропадать… Еле слышу голос бати:

— Да, ты поспи, поспи! Теперь все нормально будет. Ты спи…

Мы разговариваем с батей уже около получаса. Вернее, я задаю ему вопросы, расспрашиваю, а он с некоторым удивлением отвечает; и периодически пытается напоить меня соком или смотаться на кухню греть бульон.

— Что, и Устоса не было??

— Устоса? Какого… Аааа! Ты Диму-Устоса имеешь ввиду? Что значит «не было»? Куда бы он делся? Впрочем, он и вправду…

— Что? Вправду?!..

— Ну, на выезде он сейчас. Снимается в каком-то историческо-фэнтэзийном боевичке, что-то там и мечи, и многоэтажки, — ну, сейчас это модно, что-то про «попаданцев», что ли… Вместе со своей группой.

— Жи-ив??

— Сереж, Сереж… Ты успокойся, а!.. Что бы с ним случилось-то??

Я поднимаю руку и внимательно смотрю на нее. Это… Не моя рука. Вернее, моя, — вон и след от ожога выше большого пальца, это когда с пацанами давно на стройке пластмассу на палках жгли, и Антон палкой махнул — мне капнуло. И… Ногти вон погрызены, — дурная привычка, батя говорит. Моя. И в то же время — не моя. Чистая. Нет под ногтями черной каймы, нет цыпок, да и кожа… — сколько руки ни смазывай на ночь кремами из маминых запасов, но если на холоде руки приходится мыть в основном холодной водой, то они… В общем, это не рука Крыса, точно. Это рука Сергея, Сережки. Того. Каким я был. Лето, говоришь?…

— Аня вот приходила тебя навестить.

— Какая… Аня?

— Ну, подруга твоя. Апельсины принесла. Ты спал, не стали будить.

— Как у нее? Чего не подождала?

— На работу ей надо, подрабатывает, вторая смена. Лето же, каникулы. Зайдет еще.