Дарья Зарубина - Свеча Хрофта

— Откройте клеть, — приказал тан, но воины остались стоять как вкопанные, словно ждали, что тан одумается и не повторит приказа. — Откройте, — проговорил Хаген, — и гоните его копьями вон в ту сторону.

— Может, прямо в клетке его бросить, а то вон какой злющий. Еще кинется, загрызет, — шепнул кто-то за спиной тана. И Хаген решил, что людям не откажешь в сообразительности. Для их цели пленник годился и так, в клетке. Страшный подарок Ракота взвыл и стал биться грудью о прутья. Зачарованные переплетения клетки не поддавались, и многоглазый медведь принялся отчаянно грызть их, пытаясь подцепить клювом и вырвать.

Воины, опасливо косясь на Ракотову тварь, начали медленно, словно нехотя, отпирать механические замки. Хаген уже приготовился снять магические скрепы, как тварь рванулась изо всех сил, зацепила когтистой лапой одного из людей и едва не переломила ему спину, страшно ударив о прутья клетки, а потом в отчаянной ярости швырнув на землю. Раненого унесли.

— Пусть его, бросайте так, — решил тан. Проклятая тварь и вправду могла покалечить людей. Может, силы Ракота и хватало, чтобы держать в узде подобные создания, но хединсейского тана совершенно не прельщала мысль, что чудовищное порождение Тьмы набросится на его лучших людей. Отчасти освободить его Хаген решил из жалости. Беднягу и так взяли с собой для проверки. Хедин был уверен, что для этой полностью созданной магией твари испытание будет смертельным.

Четверо подняли клетку на длинные жерди, перенесли на поляну и, раскачав, бросили. Совсем недалеко. Однако, пока клетка с пернатым узником катилась с пригорка, они успели добежать до границы купола и приготовиться встретить тварь копьями, если она выберется и бросится на своих пленителей.

Это было первое, что попытался сделать медведеподобный монстр. Магические замки словно истаяли под куполом. Зверь ударил плечом в стену своей непрочной теперь тюрьмы, и прутья разошлись. Он разорвал их когтями и клювом. Выкатился кубарем на траву. И уже приготовился прыгнуть, спружинив на шести мощных лапах, и рвануть обратно, к людям, выместить на них свою ярость. Но не успели воины поднять копья и щиты, как все переменилось. Зверь завыл протяжно и жутко и вонзил длинные стальные когти себе в брюхо. Полетели в разные стороны бурые перья. Медведь выл, катаясь по земле. Он рвал и рвал собственное нутро, выворачивая содержимое, словно негасимое пламя горело у него в брюхе и он хотел во что бы то ни стало вырвать его оттуда и погасить. Он захрипел и пополз, волоча за собой розовые петли кишок и поскуливая. Хаген прикрыл глаза и махнул рукой. Иан — разведчик всегда жалел зверюшек — в несколько легких шагов очутился рядом с тварью и перерезал ей глотку. Оказалось, что магия Ракота не только поддерживала жизнь в хищном создании, она была самой плотью этого существа, потому что мертвый он стал буквально распадаться на куски в руках людей, пытавшихся поднять его и запихнуть в клетку, чтобы похоронить вместе с ней. Исчез смертоносный клюв, глаза, казалось, стеклись в одну большую гематитовую каплю, бессмысленно поблескивающую на солнце. Шкура мешком повисла в руках тех, кто вызвался помочь убрать последствия испытания, словно вся плоть чудовища испарилась или просочилась сквозь землю. Волочащиеся по траве внутренности монстра на глазах ссохлись, превратившись в тонкие жгуты, на которых, сжавшиеся до размеров обрезанной монеты, висели органы. Их брезгливо подцепили кончиками копий и затолкали внутрь шкуры. Еще двое молодцов отволокли остатки туши в перелесок, где наскоро забросали дерном и хворостом.

Сотники пересчитали своих, проверяя, все ли хорошо перенесли переход. Но смерть пернатого медведя явно не самым благим образом повлияла на боевой дух. Даже те, кто безоговорочно верил своему тану, выглядели непривычно задумчивыми. Купол мог преподнести еще немало неожиданностей. И каждому хотелось быть уверенным, что он пройдет под ним так же легко, как Иан, и не свалится в траву, вырывая руками собственные потроха.

— Благословенная земля, — с бравадой воскликнул тан. — Уверен, что здесь нам не встретится ни единого чудовища. А уж с людьми мы как-нибудь справимся. Так?

Воины ответили дружным согласным ревом. Многие повеселели. Тан хотел было первым ступить на Землю людей, подать пример, но Борен остановил его едва заметным движением. И Хаген понял, что заставляло тысячника беспокоиться. В его людях нет магии, но он, хединейский тан, был рожден учеником мага. И не мог сказать, что произойдет с ним под Хрофтовым куполом. И даже если закрытый мир не убьет его, достаточно малейшего намека на то, что он страдает от боли, чтобы посеять панику.

Хаген остался на месте, поднял руку в приветственном жесте. И воины двинулись мимо, расправив плечи и не смея показать перед таном свою встревоженность.

Он с гордостью смотрел на своих людей. Однако тысячник оказался прав. Едва нога Хагена ступила на Землю смертных, боль, такая, что не описать словами, пронзила его насквозь, так что потемнело в глазах, а руки сжались в кулаки. Казалось, его рубанули вдоль спины двуручным мечом и он вот-вот услышит хруст собственных костей, уступающих силе тяжелого клинка. Хагену хотелось упасть и выть, катаясь по траве. Ему хотелось вырвать собственные глаза, которые в одно мгновение превратились в раскаленные угли. Но тан заставил себя остаться на ногах. Смежил горящие ведьминым пламенем веки. И тотчас увидел перед собой то, что так часто видел во сне последние десять лет. Огненосную чашу в руках всадницы, а потом — объятую магическим пламенем прекрасную Сигрлинн. Хаген мог поклясться: теперь он знал, что испытала в тот миг волшебница. Он сжал челюсти, едва не кроша зубы, лишь бы сдержать рвущийся из горла крик.

В какой-то момент Хаген пожалел несчастную Ракотову тварь. Ни одно существо не заслужило такой боли. А в этих местах Хьёрвард был таким же, как и везде: его населяли множества магических тварей и народов, в чьих жилах кровь течет пополам с колдовской силой. И, возможно, все они сейчас испытывали то же, что хединсейский тан. Если купол Хрофта еще не убил их, сперва погрузив в агонию.

Хаген, превозмогая себя, сделал несколько шагов, но ослабевшие ноги с трудом держали его.

— Борен, — окликнул он тысячника, — командуй привал. По такой жаре нет смысла спешить. Я уверен, люди будут на месте к полудню. Но едва ли после такого марша хватит сил для нападения на лагерь. Встанем на отдых ближе к становищу врага — нас могут заметить дозорные. Магическим зрением здесь мало что увидишь. Лучше… передохнем на краю купола. Дождемся, пока не спадет жара.

Хаген уже с трудом мог выговаривать слова. Перед глазами плыли серые круги. Дрожали колени. Тана начало лихорадить. Стоявший рядом с ним Борен сделал вид, что не заметил слабости господина. Он спокойно передал приказ тана сотникам и вернулся к Хагену.