Дарья Зарубина - Свеча Хрофта

Все остальные были чужими. Он не был. Руни показалось, что она прикасалась к нему уже тысячи раз. Что знала вкус и запах его кожи. Или это знала та, другая, что изредка пыталась проснуться. Да хоть бы и так. Все то, что было в этот момент Рунгерд, хотело одного: оставаться рядом, в его руках. Потому что там тепло.

Она слышала собственное дыхание, сбившееся, замирающее на границе стона. И не удержала разочарованного вздоха, когда Отец Дружин выпустил ее из объятий и отстранился.

— Я ведь даже не знаю, кто ты, — прошептал он, заставляя себя отвернуться от девушки.

— Я? — не сразу уловив смысл его слов, перепросила Руни.

— Ты — Древняя. Одна из тех, о ком я горевал. Но… — Хрофт выругался так, что Рунгерд смущенно опустила глаза. — Я не знаю, кто ты. Ты как будто все они сразу и никто. Я не могу понять…

Девушка задумалась, не глядя на Хрофта. Но через невыносимо долгое мгновение потянулась рукой к шнуркам плаща.

— Я — Рунгерд, — со слабой, обезоруживающей улыбкой проговорила она. — Дочь мечника Торварда, внучка лекаря Ансельма. Но в народе меня зовут просто Девчонкой…

— Раз, два. Бег. Руки. Открывай. Нет, ты и ты — снова! — звенел девичий голос. Эхом отзывался топот нескольких десятков ног.

Хрофт проснулся, сел и некоторое время выбирал из волос и бороды соломинки и вслушивался в доносившиеся из-за стены короткие команды. Руни поднялась до рассвета. Тихо, так, чтобы не разбудить его. И Хрофт не стал открывать глаза — притворился спящим. Она убежала совсем незадолго до того, как в дверях показался сонный Эймунд, пришедший спросить, не надо ли чего Отцу Дружин или Слейпниру.

Конь благодарно и чуть снисходительно принял из рук паренька угощение, а Хрофт только махнул рукой: ступай, мол, ничего не надо.

Минувший день отзывался болью во всем теле. Руки и ноги казались налитыми свинцом. Вчера горевший в крови огонь битвы, потом — страх за жизнь Слейпнира и, наконец, прошедшая ночь держали боль в узде, не позволяя ей взяться за Отца Дружин всерьез. Но едва он остался один, как мучительная ломота в лишившемся магии теле едва не заставила его завыть. Кожу кололи ледяные иглы, невидимая сила выкручивала суставы.

Хрофт с трудом заставил себя подняться на ноги.

— Бегом. Руки. Открывай! — доносилось снаружи. — Держи плечо!

Руни не теряла время даром. Хрофт знал, что она права: противник мог появиться в любую минуту. Наверняка купол привел в ярость и развоплощенную волшебницу, и чародеев Брандея. Да что там, Отец Дружин хорошо мог представить, как неистовствует сейчас Ракот и как досадует на свою доверчивость Хедин. Хотя, возможно, главными врагами являются не маги и даже не Новые Боги, а совершенно иные, более грозные сущности. Владыка Асгарда слишком сильно качнул маятник, нарушил Равновесие и теперь ждал худшего. Наверняка Орлангур и Демогоргон не оставят без внимания сотворенное Хрофтом. И заслонить Руни от их гнева Отцу Дружин было уже нечем. Минувшая ночь делала чувство беспомощности еще острее.

Но было во всем этом кое-что утешительное. Для того чтобы расправиться с нарушителями Закона Равновесия, любому из сильных мира сего нужно было войти под купол. Купол, лишающий магии. Почувствовать на себе всю мощь древнего заклятья и всю жажду, терзавшую закрытый мир.

Владыка Асгарда понимал, что совершил нечто непозволительное, дурное. Сделал ошибку. Но он всего лишь пытался защитить единственную родную душу. И создал для нее маленький мир. Мир людей. И в этом мире Руни потихоньку начинала осознавать свою силу.

Солнце на две трети поднялось над лесом, а на краю поля уже выстроились в один ряд около тридцати человек. Видимо, гномы и Велунд не потеряли ни единой минуты. Все тридцать воинов были облачены в новые коричневые плащи из тонкой кожи. На некоторых вместо ремней — полотняные петли. Хрофт едва не выругался, увидев, что на Рунгерд надет ее старый летный плащ. Неподалеку у исправленной катапульты стоял Эймунд. Парнишке явно хотелось поучаствовать в учениях новых летунов, но он не решался подойти к госпоже. Рунгерд ругалась, снова и снова заставляя новобранцев повторять одно и то же: разбег, руки в стороны, прыжок.

Едва у одного или двоих получилось-таки раскинуть плащ правильно, крылья затвердели. Ученики, еще не приготовившиеся к прыжку, рухнули лицом в траву, едва не погнув драгоценный каркас крыла.

— Встаем перекатом через правое плечо. Плащ наматываем на себя — так он снова обмякнет. — В голосе Руни слышалась сталь. Девчонка готовила свое войско к большой войне и не желала слушать оправданий.

На берегу реки тренировались в своем искусстве мечники и копейщики. Слышался звон стали, треск ломающегося дерева и крепкая брань Рихвина. Выяснилось, что многие из чужаков не умеют обращаться с мечом. Их оружие, стреляющее кусочками металла, в большинстве случаев было испорчено, зарядов оставалось совсем немного. Тех, что владели штыком, под ласковым и почти умоляющим взглядом Рунгерд согласился взять на себя Велунд. Остальных, вместе с диковинным оружием, забрал Балин, чьи товарищи, уже разложившие на траве останки железного клопа, принялись за наладку второй и третьей катапульты. Альвские мастера, поначалу не слишком радушно встретившие подгорных гостей, вскоре увлеклись общим делом. И сейчас их высокие и тонкие фигуры виднелись над густыми шевелюрами и шлемами гномов, склонившихся над чертежами.

Владыка Асгарда окинул взглядом свое новое воинство. Это были его люди, воины Одина. Хрофт приветственно поднял руку.

— Земля и люди! — крикнул он, пытаясь держаться прямо и величественно.

— Земля и люди! — откликнулись в один голос ученики Рунгерд. Особенно старался просиявший Эймунд.

— Земля и люди! — услышав дружный клич летунов, присоединились воины Рихвина. Коротко махнул рукой Велунд.

Рунгерд промолчала. Она просто обернулась и улыбнулась Отцу Дружин. И от ее улыбки что-то мгновенно сжалось в груди, перехватило дыхание. Хрофт с досадой отвернулся и медленно пошел к реке, надеясь, что холодная вода заставит повиноваться измученное тело.

— Готов! Давай!

Послушная команде Девчонки, вздрогнула большая баллиста, со стоном посылая в небо летуна. Тень перепончатых кожаных крыльев мелькнула в вышине. Хрофт не стал вглядываться. Голова гудела как храмовый колокол, и любое движение давалось с трудом. Но нетрудно было догадаться, что над поляной парил дождавшийся своей очереди Эймунд. Новичков Рунгерд при всей своей рисковости не пустила бы в небо в первый же день. Но в ее духе было дать новобранцам небольшой заряд целеустремленности, а для этого лучше всего подходил показательный полет.

Радостно вопя, Эймунд поймал ветер и сделал над поляной пару широких кругов. Еще не оперившиеся летуны встретили его воздушные шалости громкими радостными криками.