Дарья Зарубина - Свеча Хрофта

Рунгерд оглядела лагерь, высматривая часовых. Все были на местах и казались бодрыми. На часы поставили тех, кто выспался днем. Охотники добыли немного, но достаточно, чтобы никто не остался голодным, хотя о сытости говорить было смешно. Среди нежданного пополнения нашелся хороший повар, и ужин впервые за несколько месяцев не напоминал смесь глины, травы и полусырого мяса. Хотя, призналась себе Руни, трава там все-таки была в достатке.

Девушка прошла между лачугами и навесами. Везде спали. Где-то недалеко застонал во сне один из воинов. Кажется, тот, с бритым черепом, что защищал своего железного клопа. Но Рунгерд слишком устала, чтобы будить и успокаивать парня. Она просто прошла мимо, по дороге снимая куртку и подаренный Хрофтом нагрудник.

У самой воды на кустах сохло несколько застиранных рубах и пара плащей. И девушка не глядя взяла одну, бросив на траву свою одежду. Медленно пошла к воде, стащила через голову свою старую, пропитавшуюся потом и кровью рубашку, сорвала, поморщившись, присохшую повязку, закрывавшую рану. Вошла в воду и принялась зло и устало, почти до крови царапая кожу плеч, оттирать с себя прошедший день, ад битвы и мучительный страх грядущего, повторяя: «Все будет хорошо».

Там, в самом сердце битвы, она в какой-то момент была готова поверить в то, что говорил Хрофт. Она почти вспомнила. Вспомнила бой. Другой бой. Много огня. Казалось, все вокруг горело и плавилось от мощных заклинаний. Зеленые, алые, голубые вспышки. Сияющие мечи, посохи. И там был Хрофт. Нет, Один, сам Владыка Асгарда. Тот, в ком не осталось и капли Хрофта. Сильный, страшный, громадный как утес, прекрасный как море. И она вспомнила, как сражалась с ним плечом к плечу. И Голубой меч, вошедший под ребро.

А потом внезапно нахлынувшее воспоминание погасло. И рядом был Хрофт. И Руни показалось, что все это не могло быть правдой. Она никогда не чувствовала в себе ничего божественного. Она не могла быть тем, кого искал Отец Дружин. Но она хотела. Так хотела, что, наверное, выдумала все это. Страшные воспоминания, смутное ощущение боли и потери, что оставалось после этих вспышек чужой памяти.

Рунгерд выбралась из воды, надела чистую рубашку, набросила на плечи плащ.

— Все образуется. А как иначе, — прошептала она себе в последний раз и с горькой усмешкой добавила: — С нами бог.

Бог сидел в конюшне возле ослабевшего, но явно идущего на поправку Слейпнира. И больше не был богом.

Холодный ветер, налетевший с воды, заставил Рунгерд запахнуть плащ. Хрофт ненавидел холод. Теперь и Руни его ненавидела.

Она сомневалась до последнего. Хотелось остановиться, повернуть назад. Но Руни никогда не поворачивала. Не повернула и теперь. Только остановилась у самой двери конюшни.

Нужно было лишь открыть дверь и попросить прощения. И девушка мучительно подбирала слова, чтобы успеть произнести их до того, как разгневанный Отец Дружин прикажет ей убираться.

Однако собраться с мыслями ей не дали. Руни услышала шорох шагов, по привычке выхватила кинжал и приготовилась к драке. Светлокосая Ландхильд явно не ожидала встретить кого-то в таком месте. Она смерила злым и надменным взглядом худенькую фигурку Девчонки и кинжал в подрагивающей руке. Нетрудно было догадаться, зачем явилась ангханка. Светлые пряди золотым водопадом стекали по полуобнаженным плечам, загорелые стройные ноги едва прикрывала рубашка, опоясанная изящным крученым пояском с ножнами, в которых покоился кинжал. Незваная гостья молча положила пальцы на рукоять, готовая в любое мгновение пустить в ход оружие. Но Рунгерд гордо выпрямилась и спрятала свой клинок. Прямо и чуть удивленно посмотрела в лицо чужачке.

Мысль о том, что светловолосая дрянь может войти в дверь и остаться там, причиняла Руни почти физическую боль. Девушка упрямо задрала подбородок, выдерживая взгляд соперницы.

— Я хотела узнать, Рунгерд, дочь Торварда, — сквозь зубы заговорила дева-воин, — не нужна ли моя помощь нашему господину?

Рунгерд едва не рассмеялась, глядя, как тщательно воительница выбирает слова.

— Твоей помощи не требуется, — бросила она, не назвав девушку по имени. — Тебе следует отдохнуть и позаботиться о своих воинах. Возможно, что уже завтра нам предстоит бой.

Ландхильд бросила взгляд на Руни, ее мокрые волосы и чистую рубашку, видневшуюся из-под плаща. Огонек в глазах воительницы погас. Она склонила голову, прощаясь и признавая право Рунгерд.

Едва соперница скрылась из виду, Руни почувствовала себя виноватой. Ведь Владыка Асгарда мужчина. И дедушка говорил, что всем мужчинам нужна время от времени женщина. А эта, с косой, была ничуть не хуже, даже красивее остальных. Она, пожалуй, сумела бы отвлечь Отца Дружин от печальных мыслей. Рунгерд старалась и никак не могла понять, что заставило ее прогнать чужачку. Глупая гордыня, и только.

Девушка виновато приоткрыла дверь. Багровые лучи заходящего солнца лились в узкие окошки под крышей конюшни. Ржали лошади. Сперва она не заметила Хрофта, а увидела лишь стоящего на ногах Слейпнира. Облегченно вздохнув, она бросилась на шею коню, шепча что-то ласковое.

— Не нужно. Он еще слаб, — донеслось из глубины пустого денника, заваленного сеном. Глаза уже немного привыкли к полутьме, и девушка различила мощную фигуру Хрофта. Он сидел, закутавшись в плащ.

— Я хотела попросить твоего прощения, — проговорила Рунгерд, сама удивляясь, как робко прозвучал ее голос.

Отец Дружин поднялся, но не торопился приблизиться. Оперся рукой о створку двери денника.

— Попроси. Хочу хотя бы раз услышать, как ты просишь, девочка. Раньше ты всегда требовала. Может, и из тебя выпило силы мое заклятье? И теперь ты стала покладистой? — Горькая насмешка в словах Родителя Ратей била без промаха.

Рунгерд обиженно фыркнула и развернулась, чтобы уйти. Правильно она не пустила сюда ту готовую на все девку. Если Древний Бог намерен исходить ядом, пусть травит себя.

— Почему ты пришла? — окликнул ее Хрофт тем же бесцветным голосом. — Посмотреть, жив ли я еще? Жив ли Слейпнир? Или тебе понадобилось сено для чьих-нибудь лошадей?

— Мне… было холодно, — отчего-то не в силах солгать, прошептала Рунгерд.

— Мне тоже, — отозвался Отец Дружин. — Проклятые ночи в Хьёрварде всегда слишком холодные. Там, дома, в Живых скалах, я готов был сидеть у очага ночи напролет, и все равно казалось, не могу согреться. За десять лет отвык. А теперь вот… снова.

Рунгерд сама не заметила, как оказалась рядом. От него пахло потом и сеном. И кожа оставляла на губах соль. Руни поднялась на цыпочки и обняла его, уткнувшись лицом в ключицу, обхватила руками широкую шею Отца Дружин. Может быть, та, что столько лет спала у нее внутри, и делала так раньше, Рунгерд не могла вспомнить. Но на мгновение, когда огромные, мощные руки Хрофта коснулись спины девушки, ей стало тепло.