Игорь Николаев - Боги войны

— Возможно, там не осознают всю тяжесть нашего положения, — осторожно начал он. — Или же у них есть какие-то свои соображения…

— В этом самом безумном из миров возможно все. — Бельке, отвернувшись, уставился в окно. Хаген тоже замолк, не зная, как продолжить разговор. Секунды текли, словно капли дождя по стеклу. Из-за ширмы донесся писк рации, снова застучала пишмашинка.

— Я не могу ослабить группу Зелински, — по-прежнему не глядя на Хагена, процедил гауптман. — Относительно свободна сейчас лишь третья рота. Их командир на прошлой неделе выбыл по ранению, у его заместителя, на мой взгляд, мал опыт самостоятельного командования. К тому же, — добавил он, — ваш танк сыграет роль «качественного усиления». Плюс «двойка» Ганса Райгарта из моего резерва. Это все, что я могу выделить.

Рота… самостоятельное командование… еще недавно эти слова означали для Хагена предел желаний, ведь за ними стройными шеренгами вставали другие: «слава», «ордена», «деньги». Но сейчас в этом сыре явственно пробивался металлический привкус мышеловки.

— Там одни «чехи», к тому же, половина из них — старые «35-е».

— Все так, Нильс.

— А пехота? Артиллерия?

— Нет.

Сидевшая на плетне за окном нахохлившаяся ворона вдруг пронзительно каркнула, снялась и, тяжело взмахивая крыльями, полетела прочь.

— Вы в любом случае не дотащите их по этой чертовой грязи, — Бельке наконец оторвался от созерцания осеннего пейзажа и посмотрел на лейтенанта. — Танки, Нильс, только танки. Двенадцать машин, при хорошем раскладе этого будет более чем достаточно, чтобы сломать хребет русскому медведю.

И, словно подкрепляя слова Бельке, на соседней улице один за другим взревели моторы. Их гул накатывал волнами, ровный, мощный, вселяя уверенность в несокрушимой мощи панцерваффе…

…но после дизеля «тридцатьчетверки» особого впечатления не производил. Нашу красавицу можно было расслышать и за километр, здесь же танки начали появляться из-за поворота почти сразу же вслед за звуком.

Конечно, рассчитывать, что мне дадут роту КВ или хотя бы «тридцатьчетверок», было бы наивно — такое сокровище Батя захапал бы себе сразу и без писка. Я ожидал увидеть привычно-неуклюжие «коробочки» бэтэшек или Т-26, однако…

— Зоопарк на выгуле, — нервно хохотнул радист. — Каждой твари по штуке, и все диковинные.

«Зоопарк» — это было хорошее определение. Первой в колонне шла машина, издалека похожая на нашу «тридцатьчетверку», но поменьше — из башни вместо солидного «полена» торчал длинный тонкий хоботок «сорокапятки». Два следующих танка были мне совершенно незнакомы, а вот четвертый явно имел в родственниках бэтэшку — но бэтэшку, на которую кто-то попытался навесить корпус от Т-34. А вот пятый танк узнавался безошибочно — немецкая «двойка» с жирно намалеванными прямо поверх фрицевских крестов красными звездами. Замыкала же короткую колонну самая нелепая каракатица: приземистая самоходка с корпусом от Т-26 и широкой квадратной рубкой вместо башни.

Передний танк остановился метрах в трех от нас. С лязгом распахнулся люк, маленькая щуплая фигурка — «под стать машине подбирали», хихикнул радист — ловко спрыгнула вниз и двинулась к «тридцатьчетверке». У меня такой ловкий прыжок не вышел — за время ожидания руки-ноги успели закоченеть. Поэтому слезал я осторожно, а шел тем более — поскользнуться в хлюпающей жиже было проще простого.

— Младший лейтенант Долин, 14-я танковая бригада.

— Старший лейтенант Агнешкин. — Маленький танкист козырнул и отчего-то вдруг заулыбался. — Командир 4-й сводной роты НИБТП ГАБТУ. Прибыл в ваше распоряжение, товарищ младший лейтенант.

Тон, конечно, был еще тот — мол, посмотрим, как ты, товарищ младший лейтенант, накомандуешь-навоюешь. Но, по крайней мере, Агнешкин сходу собачиться насчет командования не стал, а это дорогого стоило. Теперь бы еще понять, что за сбродную команду он приволок.

— Чего-чего габту? — уточнил я.

— Испытательного полигона.

— А-а-а… То-то я смотрю, у вас что ни танк, то чудо чудное, кроме «немца» ничего знакомого.

— В точку! Это все опытняк, считай, экспонаты из музея. Вот мой А-20, — Агнешкин указал на замерший позади танк, — с него потом «тридцатьчетверки» пошли. Эти двое — Т-127, попытка из «двадцать шестого» чего-то приличное сделать, в серию не пошли. Дальше БТ-СВ, добронированная «по самое не могу» бэтэшка. Немца в июле под Лепелем затрофеили, ну а самоходка вообще с середины 30-х в ангаре пылилась. Экипажи все из испытателей, опытные… но настоящего пороха не нюхали.

— Ничего, — в тон ему с напускной небрежностью пообещал я, — у нас нанюхаетесь вдосталь. Может, даже и сегодня. Карта есть?

— Имеется, — разом посерьезнев, старший лейтенант принялся расстегивать планшет. — Старая, правда, тридцать первого года еще, врет безбожно…

— У меня и такой нет. — Я дождался, пока Агнешкин разложит карту на броне, и мысленно попытался перенести на нее извилистый путь карандаша комбрига. — Наша задача — держать брод, примерно…

— …вот здесь. — Кончик линейки Хагена уперся в прозрачный целлулоид. — Точнее сказать, увы, не могу, дорога, по которой нам предстоит выдвигаться, на карте не обозначена.

Стоявшие рядом командиры взводов обменялись понимающими смешками. Ганс Райгарт, напротив, нахмурился, сдвинув берет на затылок. Его «двойке» предстояло возглавить колонну, и подобные «неточности» вызывали у него, — как, впрочем и у самого Хагена, — не веселье, а вполне понятное раздражение.

— Вопросы есть, господа? — убирая карту, осведомился лейтенант. — Нет? Тогда по машинам, и да поможет нам Господь!

«Если, конечно, сможет разглядеть нас под этими чертовыми облаками» — подумал он минутой позже, уже занимая место в люке «тройки». Все на местах, прогретые моторы нетерпеливо урчат на малых оборотах, и осталось лишь взмахнуть рукой — вот так! — чтобы стальная лавина тронулась в путь. Увы — это ничуть не напоминало привычный стремительный панцер-марш весны 40-го или лета 41-го. Размытый многодневными дождями проселок, словно пьяная змея, извивался между пригорками, рощицами, полями и перелесками — местность, как тоскливо констатировал Хаген, просто идеально приспособленная для засад. Тут не работала привычная и многократно промеренная в летних боях тактика борьбы с тяжелыми русскими танками: ложное отступление с выманиванием этих мощных, но «слепых» монстров под стволы приданной артиллерии. Но здесь, среди холмов и оврагов, знаменитый «ахт-ахт» — король открытых пространств — сам превращался в большую и неповоротливую мишень для проворных русских «тридцатьчетверок». Опыт, оплаченный дорогой ценой, когда в октябрьских боях дивизия в одном бою потеряла сразу две зенитки, раздавленные прорвавшимися русскими танками.