Юлия Федотова - Последнее поколение

— Ну, вот ещё, — искренне возмутился Верховный, — и без того чёрт знает что творится, не хватало мне, до кучи, на кадровые вопросы время тратить! Никаких отставок — всем работать!

Люди тихо разошлись.

На самом деле, он их не винил, просто досаду срывал. На себя, в первую очередь. Зачем оставил пришельцев в штабе, почему не увёз, не спрятал?! Хотя, и это не спасло бы. Кому надо — тот из топи достанет. Вдобавок, круг подозреваемых был бы много шире. А сейчас картина ясная: действовал кто-то из господ-соратников. Притом лично ! Приказано было: никого из посторонних , ни под каким видом близко не подпускать к камере 7/9; случись кому проявить к её обитателям повышенный интерес — убивать безжалостно и тела прятать в топь. Охрана, состоявшая из людей верных и проверенных, обязательно именно так и поступила бы. И только в одном случае приказ мог остаться невыполненным. Поднять руку на Верховного они не смели. Это называлось «государственная измена» . Этого и сам Эйнер был не в праве требовать от них. С таким врагом предстояло справляться в одиночку.

…О господах Верховных даже помыслить плохо нельзя, изменой от таких мыслей пахнет. Всё-таки регард Хрит не выдержал, заглянул к своему , когда остальные разошлись. Другим не положено было без вызова либо доклада, но он состоял на положении особом, не то что в кабинет Верховного — в личные апартаменты, как говорится, «дверь ногой открывал». Особо доверенное лицо! Для особых же поручений.

Цергард Эйнер сидел на самом краю своего чудовищного кресла, подперев голову руками, прикрыв глаза. Вид у него был утомлённый — от недавней бодрости и следа не осталось, истаяла под грузом новых проблем. Хриту стало жаль его, собственно, и всегда было жаль. Нелегкая жизнь парню досталась, врагу не пожелаешь.

Подошёл, потрепал по плечу — из всего окружения он один мог позволить себе такую вольность, даже господа-форгарды не осмелились бы.

— Сидишь? — спросил, чтобы начать разговор, почему-то неловко было.

— Сижу, — уныло согласился с очевидным тот. — Думаю.

— А!.. Я чего зашёл-то… Спросить зашёл. Ты ведь, понимаешь , конечно?…

— Понимаю, — кивнул цергард. — Всё я понимаю… — и поднял на дядьку грустные серые глаза — Зря я, наверное, на людей наорал, да?

— Не зря, — утешил тот, — людям полезно. Для острастки.

Некоторое время они молчали, сидя друг напротив друга — один в кресле, другой разместился на скамье для допросов — жёсткой, неудобной, множеством задов отполированной, зато — деревянной! Немыслимая роскошь по нынешним временам, как раз для кабинета Верховного. А раньше, до войны, небось, в казарме стояла, или, там, в пыточной камере…

Каждый думал о своём. Цергард, надо полагать, решал дела государственные. А дядька Хрит вспоминал регарда Ловра, доброго старого приятеля, с имперских времён вместе служили, детей вместе растили… Это его смена заступила в ту ночь на пост возле особо охраняемой камеры 7/9. Это его нашли вскоре в луже крови, с распоротой от уха до уха глоткой… Странная рана. Армейские так не режут, армейские натренированы сбоку по горлу, коротким резким движением, перерубая сонную артерию. Широко полосуют уголовники, такая у них разухабистая манера… Регард Хрит пытался представить, что чувствовал друг Ловр в тот момент, когда впускал в камеру Верховного? Понимал, что его ждёт? Конечно, понимал. Никто не назвал бы Ловра дураком… Каково же ему было, старому чёрту, понимать, что отпирает двери собственной смерти?

— Цергард Азра тебя искал, — нарушил молчание Хрит, невмоготу стало молчать. — Люди его рыскали по всему направлению, во все дыры лезли. Мы уж устали прикрывать…

— Азра, говоришь, — медленно вымолвил Эйнер, взгляд его стал тяжёлым, страшным. Но ненадолго — посветлел сразу. Значит, передумал, не подозревает Азру, понял Хрит, значит, кто-то другой… — И чего же он от меня хотел?

— Ты знаешь, мне-то он и не доложил почему-то! — развёл руками регард.

Цергард Эйнер выполз из кресла. Усмехнулся почти весело.

— Экая досада! И как же он тебя вдруг обошёл?… А схожу я сам к нему, вот что! Поздороваюсь

…Нет, Азру он не подозревал. Не его стиль. Не опустился бы Главнокомандующий до того, чтобы собственноручно резать глотки соотечественникам, солдатам, исполняющим свой долг. Были бы они часовыми вражескими — другое дело. Но не своим. И такая мелочь, как чужие заключённые, даже особо охраняемые, вряд ли привлекли бы его внимание. О странностях, с ними связанных, он узнать не мог, потому что мастером закулисных игр не был, и среди людей его не нашлось бы специалистов, способных за пару недель раскопать сведения столь засекреченные. Он привык действовать открыто, напролом, и даже то, что очень старался утаить, рано или поздно всплывало. Так было, к примеру, с обстоятельствами гибели цергарда Регана. От Азры — и то, если окончательно загнать его в угол — можно ждать фугаса под колёсами или снайперской пули. Но не шантажа. Он ещё не до конца утратил представление об офицерской чести. Он, по большому счёту, неплохой человек. Сыграть с ним, что ли, в открытую? Вдруг оценит?

— Позволите, господин соратник?

Цергард Эйнер, сгинувший, казалось бы, бесследно, как ни в чём не бывало, возник на пороге. Сам явился! Азра даже головой тряхнул — не привиделось ли?

— Говорят, вы меня искали? — промурлыкал гость. Вот ведь чёрт! Известно ему! Никак не научатся тихо работать, коновалы деревенские!

— Искал, — пришлось подтвердить, чего уж теперь отпираться?

Рег-ат понимающе кивнул, удобно устроился в кресле напротив, не дожидаясь приглашения, и продолжил как ни в чём не бывало:

— Говорят, убить хотели?

Азра мысленно взвыл от ярости, а вслух бросил резко:

— Хотел бы — убил бы! — поверит или нет — его личное дело.

Не поверил. Улыбнулся сочувственно. Оно и понятно. Чтобы убить кого-то, надо его, как минимум, найти.

— Наступление твоё провалилось, — сообщил Азра злобно.

— Ну конечно, — охотно согласился Эйнер, — этого и следовало ожидать. Как же оно могло не провалиться?

Мальчишка сидел в изящно-расслабленной, нога на ногу, позе, и бледное лицо его было абсолютно безмятежно, будто не о сокрушительном поражении, не о напрасном расходе боеприпасов и человеческих потерях шла речь, а о безделице, не стоящей внимания. Главнокомандующий молча воззрился на него красными от бешенства глазами, красные пятна пошли по лицу. Он не сразу овладел собственным голосом — горло перехватило от возмущения.

— Тогда какого чёрта… — ничего более умного сказать не смог, и повторил. — Какого чёрта?!

Цергард Эйнер выдержал его яростный взгляд — глаз не отвёл и положения не переменил. Только нахмурился немного и сказал. В обычной своей манере, без всяких эмоций: