Максим Резниченко - Мертвый Город

Город за окном горит. Частые струи дыма жирной копотью мажут низкие чадящие небеса. Везде горят пожары. По-прежнему, все, что мы видим, происходит в полной тишине, и это хорошо, потому что я не уверен, как бы мы пережили звуковые удары, громы и раскаты взрывов. Черный «снег» продолжает идти все сильнее, ухудшая и без того ухудшившуюся видимость. Некогда красивая и оживленная площадь внизу под нами мертва и отвратительна, а от фонтана осталось только нечто оплавленное и бесформенное. На западе, сквозь дымы от пожаров и мглистую пелену от черного «снега» мне удается разглядеть силуэты двух высотных зданий, запомнившихся мне совсем в другом образе – на фоне закатного летнего неба.

– Что-то происходит, – тихо произносит Клаус.

– Где? – сразу же спрашиваю я, поворачиваясь к нему.

– Везде.

Пытаюсь понять, о чем это он, а потом и сам замечаю.

Гриб от ядерного взрыва исчезает на глазах, развеявшись и не оставив ни следа. Копоть и сажа перестают сыпаться с неба как-то вдруг, словно их просто выключили. Огни и пожары в городе затухают буквально на глазах, а потом на востоке низкие черные тучи начинают сереть. Что это? Через несколько секунд в скудный блеклый свет окрашиваются все тучи, которыми покрыто небо. Видимость плохая, поэтому трудно сказать, сколь далеко в небеса распространяется этот странный серый свет. А потом начинается дождь. Он немного прибивает пыльную мглу, в который погружен город, но осадки заканчиваются так же внезапно, как и начались. Я только успеваю заметить, что капли дождя темно-серые, если не черные. Дождь был очень коротким, но от того не менее сильным. Он заканчивается, будто и в самом деле кто-то его выключил. От него остаются только частые оспины на пыльном полу у бывшего окна. У меня появляется смутная, пока еще не сформировавшаяся догадка, но я решаю понаблюдать за происходящим еще, прежде чем делать какие бы то ни было выводы.

Мертвенный свет из-за туч на глазах смещается на запад, будто некто огромный светит на них исполинским фонарем с той стороны неба. Становится заметно темнее, а потом как-то вдруг наступает тьма. Она внезапно накрывает нас густым мраком, в котором нет места звездам и луне. Жуткая мгла скрывает от наших взоров изуродованные и жалкие руины города.

Я закуриваю, и пламя от спички высвечивает напряженные лица друзей. Выпускаю в сторону дым и говорю:

– Не думаю, что сейчас нам нужно куда-то спешить.

Потом поднимаю с пола упавший стул, ставлю его на ножки и сажусь на него.

– Что происходит, Максим? – тихо спрашивает Соня в темноте.

– Уверен, бояться сейчас нечего, – успокаиваю ее.

Я включаю фонарь на шлеме и «достаю» керосиновую лампу. Высвечиваю в темноте Рыжего, который так и стоит рядом со мной.

– Семен, нужен керосин, – обращаюсь к нему.

Он щурится от света моего фонаря, кивает и «достает» литровую канистру, в которой плещется горючее. Киваю ему на лампу, давая понять, чтобы он занялся ею, и парень следующую минуту занимается разжиганием лампы. Пусть отвлечется пока от тревожных мыслей. Света от «керосинки» немного, но само его наличие взбадривает нас. Следуя моему примеру, ребята рассаживаются на стульях вокруг лампы лицом к бывшему окну.

Проходит примерно минута, когда тучи слева от нас, на востоке, снова начинают сереть. В этот раз все происходит быстрее. Унылая бледность распространяется на все небо, а потом смещается к западу и через какие-то секунды угрюмые небеса темнеют, и мир снова погружается во мрак.

– Что это летает по небу? – с напряженным удивлением спрашивает Семен.

Клаус громко хмыкает. Похоже, он уже догадался.

– Вон еще один! – Рыжий показывает пальцем в снова светлеющие тучи на востоке.

– Семен, – ошарашено произносит Соня, – это ничего не летает.

– Ну как же не летает, если вот еще один светит на все небо?

Я замечаю, как скорость смены времени суток все увеличивается, и теперь нет ни дня, ни ночи – только серый, изредка мерцающий свет солнца, никак не способного пробить слой пыльных туч в небе.

– Да что же это такое?! – удивленно восклицает Рыжий. – Макс, объясни, что происходит.

– Время ускорилось, Семен, – отвечаю ему.

– А… – он потрясенно замолкает на полуслове, переваривая полученную информацию, потом хочет что-то спросить у меня, но я успеваю сказать раньше.

– Не знаю. Я не знаю, что это такое, почему, и когда закончится. Сейчас мы зрители и пока можем только наблюдать за происходящим.

– И сколько мы тут будем сидеть? – спрашивает Семен спустя какое-то время.

– Не знаю, – отвечаю ему честно, – но продолжать поиски выхода из этого мира, на мой взгляд, сейчас бессмысленно.

– Почему?

– Потому что все вокруг нас меняется слишком быстро, и неизвестно еще, чем это все закончится. Лучшее, что мы можем сейчас сделать – это немного отдохнуть. Не думаю, что это представление, – киваю на окно, – затянется надолго.

Семен задумчиво кивает, соглашаясь с моими словами, и больше ничего не спрашивает.

Мерцание, что подразумевает под собой смену дня и ночи, происходит сейчас примерно один раз в секунду – время ускорилось неимоверно и, по-моему, продолжает набирать скорость. Как-то вдруг начинается метель. Яростная вьюга продолжается несколько минут, в течение которых перед нами стоит только сплошная стена из грязно-серого снега, однако ни ветра, ни холода мы не чувствуем. Я выкидываю окурок в пустоту за окном, и он улетает, рассыпая искры. Лампа, вокруг которой мы сидим, дает теплый и ровный свет, почти без запах керосина. Снег заканчивается так же внезапно, как и начался, и перед нами открывается удивительная и жутковатая картина. То, что когда-то было городом, то, что осталось от него после ядерного взрыва, укрыто сейчас толстым одеялом грязно-белого снега. Из огромных серых сугробов вырастают, словно гнилые зубы, остатки зданий, скалящиеся жуткому миру страшными мертвыми оскалами. Снега много, очень много. Не уверен, сколько времени, объективного времени, он шел.

Смена дня и ночи происходит настолько стремительно, что невозможно различить даже знакомого мерцания. Довольно быстро снег, укрывший мертвый город толстым покрывалом, почти сходит, однако сразу начинается новый буран. Он длится несколько минут. Не знаю даже, сколько дней, недель или месяцев он идет в этом мире на самом деле. Однако все чаще серая стена снега, стоящая перед нами, исчезает, снова открывая взору жуткий пейзаж. Спустя какое-то время непрекращающаяся метель начинает выдыхаться. Воспоминания о ночном городе с его умытыми после ночной грозы улицами и беззаботными людьми, праздно гуляющими вдоль ярко освещенных витрин домов, сидящими в кафе у фонтана, кормящими голубей, кажутся сейчас нереальными и даже сказочными. Для нас они были живы четверть часа назад. Лица ребят, сидящих полукругом возле керосиновой лампы, напряжены. С нескрываемой тоской они глядят на сдавшийся снежной стихии город. Клаус. С огромным удивлением я отмечаю, какую с трудом скрываемую муку он пытается спрятать от нас. Что это с ним?