Исай Давыдов - Я вернусь через тысячу лет. Книга 2

Между шкурами болтались на деревьях и три отреза красного сатина — мокрые, грязные и неразвёрнутые. И думалось: когда дойдут у меня руки до того, чтобы научить купов кроить и резать ткань, оборачиваться всего одним слоем и хоть изредка стирать?

Но пока день затишья я решил использовать не для курсов кройки и шитья, а для рекогносцировки — посмотреть, где и как живут ту-пу, которых вскоре наверняка придётся защищать от тех же бывших каннибалов.

Карта, составленная спутником, показала вверх по реке известняковые холмы, перепиленные течением, как ножовкой. Полсотни километров на запад… С одного берега реки на другой была перекинута ровненькая тёмная чёрточка. Что она могла означать, кроме мостика, непонятно. А уж способно ли первобытное племя соорудить ровненький мостик над рекою, тоже загадка. Однако пещеры стоит искать именно тут. Сравнительно мягкий известняк — самая подходящая для них порода.

Перепилить известняковые холмы река, разумеется, самостоятельно не смогла бы. Разлом тут, видимо, произошёл тектонический. А река лишь устремилась в него и проложила себе новое русло — пониже и покороче прежнего. И, значит, рано или поздно обнаружим мы русло более древнее. И, значит, землетрясения в этих краях вполне возможны и в дальнейшем.

К этим перепиленным холмам и понёс меня ранец на следующий день после возвращения из Нефти. По пути завернул я в вертолёт, плотно позавтракал и прихватил фотоаппарат. Разведка так разведка…

Шёл я всё время над речной поймой, а сейчас практически над водой. Пойма была широка и, судя по всему, отлично приспособилась к регулярным разливам. Почти нигде вода не заходила в зону кустарников, не заливала опушки. Ничего общего с необузданными весенними разливами российских рек, когда целые рощи неделями стоят «по колено» в ледяной воде.

Природа тут как бы жёстко разграничила зоны воды и леса. И по чёткости, с которой соблюдали это разграничение две неизменно агрессивные стихии, можно было догадаться о строгой периодичности разливов и постоянстве их масштабов.

Сказывалась неизменность положения планетной оси относительно местного Солнышка. На Земле ось вращения блуждает, описывая в пространстве небольшой конус — как затухающий волчок. Происходит такое, разумеется, только под влиянием внешних сил, прежде всего Луны, и называется прецессия. Известна она страшно давно, и на неё охотно списывают самые нелепые и неожиданные капризы земной погоды, непредсказуемые повороты циклонов, антициклонов, тайфунов и ураганов. А ось вращения Риты прецессии не имеет. Ибо нет здесь Луны. Не вихляет здешняя планетная ось. И оттого климат куда постояннее, чем на Земле.

Всё как в песенке Розиты:

И как это она умеет всё лаконично сформулировать — и в песенках, и в будничных словах?.. «Мы в конце концов уже взрослые люди, а не мальчик с девочкой…»

Где-то на полпути до известняковых холмов уходил к югу приток реки. Место слияния казалось сейчас громадным озером. На далёком южном его берегу виднелись высокие широколистные пальмы, каких на северном берегу не было. Вот, значит, откуда таскали купы массивные пальмовые листья для хижин! А я-то всё высматривал пальмы в окрестных лесах…

Полюбовавшись далёкими пальмами в бинокль, я двинул дальше на запад.

Пещеры ту-пу сверху были почти незаметны. Но хорошо просматривались площадки перед ними на разных уровнях в двух противоположных обрывах над бурлящей и стремительной здесь рекой, а также и ступенчатые тропки между площадками. На четырёх площадках, самых просторных, горели костры. Возле них сидели, стояли и ходили люди — как и купы, смуглые, полуголые, в шкурах. Кто-то поднял голову, услыхав треск моего движка. Но я не дал им возможности разглядывать себя, резко свернул на вершину холма, вырубил ранец и скрылся с чужих глаз в кустах. Надо самому спокойно оглядеть окрестности.

Из кустарника я увидел вблизи, на самом краю обрыва, два корявых полусгнивших пенька, образованных явно не железной пилой, а каменными топорами. Казалось, деревья тут не пилили, а перегрызали.

На противоположном берегу, тоже на самой вершине, торчали у края такие же два растрёпанных полусгнивших пенька. Я разглядел их в бинокль и поразился сходству. Будто один человек рубил тут деревья своей особой, только ему свойственной методой. Рубил невероятно долго, терпеливо, расчётливо, примериваясь так, чтобы деревья упали строго поперёк реки, навстречу друг другу вершинами — и никак иначе. Уроки валки деревьев, полученные в «Малахите», впервые пригодились мне — хотя бы для анализа того, что сделано другими людьми.

Теперь можно глянуть и вниз. И как раз подо мною обнаружился отмеченный спутником на карте мостик — похоже, из тех самых четырёх деревьев, что были срублены на вершинах.

Остались на противоположном обрыве даже глубокие царапины от корявых комлей, которые когда-то скользили вниз по мягкому белёсому известняку, перерезанному косыми полосами светлого песчаника. И остановились падающие деревья точно на заданной широкой площадке. А с этой стороны реки на ту же самую площадку легли вершины двух деревьев, срубленных некогда рядом со мною.

Потом были обломаны с поваленных стволов сучья, глядящие вверх. Потом стволы, наполовину оголённые, были оплетены и связаны лианами, образовавшими вполне приемлемый для перехода настил. Потом лианы, как перила, были протянуты по оставленным сбоку сучьям. И получился мост. Будто инженерами рассчитанный. Но срубленный без железных топоров и пил, скреплённый без единого гвоздя.

Наверное, недооцениваем мы людей каменного века. Если такой мостик смастерили…

Впрочем, в «Малахите» нам рассказывали о ещё более удивительном факте. В двадцатом веке был найден череп, которому все точнейшие анализы установили возраст в семь тысяч лет. А на черепе — следы двух явно профессиональных трепанаций, сделанных каменными резцами. Не иначе тогдашние колдуны орудовали. Мне таким колдуном никогда не стать!

…Зажатая в узком ущелье река сейчас наверняка поднялась намного выше обычного уровня. Прямо в воду уходили ступени и хорошо протоптанные тропки. Похоже, разлив затопил и часть лестниц и удобные площадки у самой воды — на постоянном уровне.

Двенадцать пещерных входов насчитал я в противоположном обрыве. И сфотографировал их все вместе и каждый по отдельности. Перед всеми входами были площадки, ограждённые глыбами песчаника. Видимо, их кантовали из глубины пещер, когда расширяли там жилые помещения. Одна из площадок нависла над рекой балконом. И не боятся люди, что она обрушится! На балконе пылает костёр, сушатся на «перилах» шкуры, и людей больше, чем где-либо.