Исай Давыдов - Я вернусь через тысячу лет. Книга 2

Употребления мисок здесь, похоже, самостоятельно не поняли. Да и никаких супов или каш в племени не водилось. Потому и гуляли миски не там, где надо.

Пылали в селении четыре костра вместо обычных трёх. От костра к костру перебегали женщины и дети. Мужчины не суетились. Они с достоинством поедали крупные куски мяса, насаженные на обгорелые ветки.

Не успел я втащить в свою палатку баул, прихваченный из вертолёта, как вбежал Сар с двумя кусками мяса, насаженными на дымящиеся с тонких концов палочки. Мыслеприёмника на нём не было. На мне — тоже. Объясняться пришлось жестами.

Я помахал ладонью над доставленной вчера вечером из вертолёта складной табуреткой. Посиди, мол…

Сар с недоверием оглядел табуретку и сел рядом с нею на землю, скрестив ноги.

Тогда я спокойно достал из ранца и надел свой мыслеприёмник, разыскал на дне вчерашнего баула шампур, взял перочинный нож со стола и лезвием перегнал на шампур оба куска полусырой оленины. Её явно надо дожаривать, чтобы довести до уровня съедобного шашлыка. Дымящиеся ветки я втоптал в землю, а Сару взамен них вручил перочинный нож и показал, как открывать и закрывать его.

Нож вызвал у охотника полный восторг. Первым делом, конечно, Сар обнюхал его. Запах опасения не вызвал — от ножа пахло подгорелым мясом. Затем Сар осторожно провёл лезвием по пальцу, сложил и снова раскрыл нож и разразился длинной речью. Из неё я понял лишь неизменное «тун эм» и уловил часто употребляемое «кхон».

Ни Сар сегодня, ни Лу-у вчера не спросили у меня про нож: «что это?» Назначение ножа им явно было понятно. Значит, имелось и слово для него. Может, как раз «кхон»?

Под конец длинной речи Сара в палатку влетела Лу-у. Мыслеприёмник, к счастью, был на ней, и я спросил:

— Что такое «кхон»?

— Брат, — ответила она. — Разве ты этого не знаешь?

— Теперь знаю. А как на вашем языке «друг»?

— Кхун.

Для телемоста этого было пока достаточно, и я не стал углубляться в дальнейшие лингвистические исследования. Тем более что видел: Лу-у пришла не просто так. Ей не терпелось что-то сообщить.

— У купов удача, — сказала она.

— Вижу. Рад за купов.

— Купы хотят опять посмотреть сынов неба. Покажи!

— Хорошо. Подержи пока…

Я отдал ей шампур с мясом — больше некуда его деть! — и понёс к выходу телеэкран с динамиками. Потом вспомнил, что дискета с концертом второпях брошена в первый баул, который я приволок из вертолёта. Пришлось порыться. В конце концов всё было налажено, пошёл звук, пробежали настройка, заставка, и Омар стал приветствовать с экрана всех купов, Тора, Сара, Кыра…

Теперь я мог присесть к костру и осторожненько дожаривать на шампуре мясо. Очень кстати подвернулась просьба Лу-у! Никто не смотрел на меня — все смотрели на экран. Никто не мог обидеться на то, что я дожариваю блюдо, которое купы считали вполне готовым к употреблению.

Возле соседнего костра увидел я Тора. Он держал в одной руке ветку с мясом, а в другой — раскрытый перочинный нож. Тот, что вчера подарил я Лу-у. То ли отобрал у дочери, то ли сама она отдала…

Значит, надо презентовать ей ещё один!

Тор сидел возле своей хижины. Я уже вычислил её. Из неё часто выбегала Лу-у. А кроме неё, выходила оттуда и входила ещё одна женщина средних лет — возможно, жена Тора, и ещё голопузый кудрявый мальчишка лет одиннадцати-двенадцати. Вероятно, братишка Лу-у. Вся семья вождя?

Впрочем, распоряжался Тор только при появлении опасности. А в спокойной обстановке племя отлично обходилось безо всяких указаний.

В первый раз телеконцерт захватил купов врасплох, и почти все они оставались на месте до тех пор, пока не началась заразительная пляска на экране. Сейчас реакция была иной. Ребятишки рванули поближе к телевизору и уселись перед ним на землю отчётливым амфитеатром: самые маленькие впереди, те что постарше, — за их спинами. За детьми расположились женщины, отложив остальные заботы. Мужчины или стояли поодаль или остались сидеть у костров, как Тор. Правда, перед ним никто не маячил — как-то само собой получилось. Трапезу оставили все. Один я потихоньку жевал мясо, откусывая крохотными кусочками и дожаривая оставшееся на шампуре. Со стороны можно было подумать, что я тут самый голодный.

После концерта, как во всяком приличном обществе, начались танцы. Только на этот раз посреди концентрических кругов оказалась не пустота, а дерево с оленьими головами. И в припеве танцующих почти подряд звучало: ка, ка, кам… То есть, олень, олени… То ли славили животных за то, что позволили себя убить, то ли просили у них прощения.

Не участвовали в танце только старухи — я насчитал их пять! — старик-оружейник, Тор да я.

Оружейник, похоже, был отцом Кыра. И валун-наковальня лежал как раз возле их хижины. А может, хижину поставили возле удобного валуна. И в хижину эту не входила ни одна молодая женщина. Зато вбегали двое подростков, которые уже носили шкуры на поясе и даже участвовали в обороне у Кривого ручья.

Внутрь хижин меня пока никто не звал. Посмотреть, конечно, хотелось, но не напрашиваться же!.. Всему своё время. Я видел возле себя постоянно одни и те же лица, и понимал, что сие значит. Остальные купы как бы маячили в отдалении. Не то чтобы сторонились, а просто не заговаривали. Если что-то надо, всегда рядом Лу-у, или Сар, или сам Тор. Даже Кыр, охранявший меня в первую ночь, держался как бы во второй шеренге. Словно центральный полузащитник на футбольном поле. Давно хотел дать ему мыслеприёмник, но случая не возникало.

Может, именно так и было замыслено местными стратегами?

Обижаться не приходилось. Надо потерпеть.

Думалось во время телеконцерта ещё и о том, что на следующую охоту хорошо бы мне пойти вместе с купами. Чтоб не жить у них нахлебником. Вот только с чем пойти? Из пистолета убить оленя ещё можно. Но если попадётся стадо ломов, на коих положено охотиться соединёнными силами двух племён, пистолет вряд ли поможет. Не знаю уж, что такое лом, но почему-то кажется, что ему пистолетная пуля — как слону дробинка. Впору отыскивать в трюмах звездолёта крупнокалиберные охотничьи карабины. На этой планете они пока не употреблялись. Но не могут же «сыны неба» спасовать перед четвероногими ломами! Мы тут не имеем права ни в какой мелочи казаться слабыми. Первобытные люди даже жестокость могут нам простить — слабости не простят. Это мы должны всё прощать им…

И ещё думалось о том, что за шестидневку моего общения с купами у них уже второй общенародный праздник. А у землян за почти год моей жизни на этой планете не было ни одного. И нет всеобщих выходных. И нет обязательных «календарных» отпусков. То есть каждый может при личной необходимости взять выходной в любой день и нырнуть в небольшой отпуск, если вдруг приспичит. Для этого — никаких препятствий! Кто-то всегда заменит тебя на твоём месте. Но общее дело не останавливается ни на день, ни на час, ни на минуту. Общество в целом трудится как роботы, без остановок. Никакого обязательного безделья! Никакого принудительного отдыха! Всё только индивидуально.