Юрий Корчевский - Битва

Убийца сделал два выстрела в Зелимхана, один в грудь, второй — в голову. Оба смертельные. Ушёл. Со слов видевших, не бежал, а именно шёл. На левом рукаве его была кровь.

Эксперты осмотрели гильзы: девять миллиметров, от «парабеллума». У выхода, на перилах, обнаружена кровь второй группы, из чего делаю вывод, что убийца ранен. Абрамов попал.

— Что планируете?

— Сообщить в больницы и полицию о раненом, объявить план «Перехват». В машине может быть раненый убийца.

— А если он пешком ушёл?

— У входа была видеокамера. Точно была машина, но марку и цвет определить не удалось. Машина стояла под деревом, только бампер был виден, чёрного цвета.

— Негусто. Главный вопрос: как убийца вышел на госпиталь, на Зелимхана этого?

— Есть несколько версий.

— Слушаю.

— Наших сотрудников отметаю сразу. Медперсонал госпиталя не знал имени пациента, и в лицо его видели четыре человека. Прослушка телефонов не выявила ничего подозрительного, обычные переговоры.

Володя насторожился. Он не сотрудник, могли негласно наблюдать и за ним.

— Наиболее вероятно, что хвост привёл за собой доктор Соколов.

Присутствующие повернулись к Володе. Ему стало неприятно. Неужели они считают, что он предатель? От такого предположения кровь прилила к его щекам, и Володя встал, желая сказать в свою защиту. Но генерал сделал повелительный жест, и Володя плюхнулся на стул, не успев сказать ни слова.

— На чём основываются выводы?

— Соколов засветился с нами в двух местах: сперва у дома на набережной, где в перестрелке был убит один из террористов. Скорее всего, главарь или его приближённый наблюдали со стороны, ведь убитый не смог бы далеко унести контейнер: тот слишком тяжёл, больше пятидесяти килограммов. Задачей убитого было достать контейнер и дать сигнал — по телефону или ещё как-то. Если бы всё прошло спокойно, к убитому подъехала бы машина.

— Резонно, принимается.

— Соколова подвозил на машине Гнибеда. Так же было и во второй раз, когда искали контейнер в канале. Предполагаю, что за местами хранения контейнеров осуществляется наблюдение. Причём наблюдателя могли использовать «втёмную», и при появлении полиции или спецслужб он просто должен был позвонить главарю.

Далее, Соколов засветился второй раз. За ним проследили. Внешне он не похож на военнослужащего — причёска, выправка. Установили «хвост», узнали, где работает, а дальше след вывел к госпиталю. Остальное известно.

— Плохо, товарищ Толкачёв! Соколова могли похитить, пытать — а пытать они умеют, потом ликвидировать. Соколов бы не выдержал и рассказал всё, что знал. Но главарь нас перехитрил. Похищение Соколова могло бы насторожить спецслужбу. — Генерал сокрушённо покачал головой.

У Володи по спине потёк холодный пот: он мог влипнуть, как кур в ощип. Такого варианта для себя он даже и представить не мог.

— Ваша недоработка, товарищ подполковник. Надо было дать Соколову охрану, скрытную — они бы хвост сразу засекли.

— Виноват, товарищ генерал.

— Это понятно.

Зазвонил телефон, и Толкачёв снял трубку:

— Да, да, понял, высылаю.

Положив трубку телефона, подполковник сказал:

— Обнаружена машина, и в ней — труп человека в белом халате. Сообщили из полиции.

— Высылайте сотрудников. Пальцы откатать, оружие изъять, если не выбросили. Сам умер или помогли? Раненый — это след к главарю, к бандгруппе, и главарь решил от него избавиться. Он идёт на шаг впереди нас. Значит, так: к Соколову приставить охрану, причём гласную — пусть его сопровождает наш сотрудник.

— Мне же на работу завтра, — в отчаянии воскликнул Володя, — как я там с вашим сотрудником появлюсь? — Володя был ошарашен.

— На улице и дома будешь с ним, а в отделении он в коридоре посидит, организуйте ему белый халат и стул.

— Это можно.

— Тогда спасибо и до свиданья. Вас отведут.

Володю доставили к дому и довели до дверей квартиры.

— Не открывайте никому, — предупредил его незнакомый оперативник.

— Ночью я сплю и гости ко мне не ходят. А утром мне на работу.

— Во сколько вы выходите?

— Как обычно, в восемь.

— К этому времени будет наш сотрудник. Близко подходить не будет, но и вы не старайтесь от него оторваться — это для вашей же безопасности. Надеюсь, вы поняли, что враг у нас жестокий и решительный.

— Понял. До свидания.

Володя запер дверь изнутри не только на замок, как делал всегда, но и на ригель. Когда несколько лет назад он ставил стальную дверь, менеджер посоветовал установить такой запор вроде массивной щеколды. Опция была недорогой, и Володя согласился. Ригелем до этого он никогда не пользовался, а вот пришло время — и пригодился.

Володя принял душ, поужинал, хотя шёл уже первый час ночи, и улёгся спать. Обычно засыпал он быстро, но сейчас сон не шёл. Боестолкновение выбило его из привычного душевного равновесия. То, что Зелимхан погиб, было неприятно, но сильно не трогало. Он сам приехал в северную столицу России убивать и вот погиб от рук сообщников. А вот парней из охраны было искренне жаль. Приходя в госпиталь, он здоровался с ними, обменивался шутками. Им бы жить, люди молодые, а погибли от рук мерзавца. Правда, убийца и сам был ранен, а в дальнейшем и убит подельниками. Но — собаке собачья смерть. А у парней — семьи, дети, да и сами они могли бы ещё немало пользы стране принести.

Но главное, что не давало ему уснуть, — ощущение, что косвенным виновником их гибели был он сам. Нет чтобы время от времени проверяться, не идёт ли за ним человек, не едет ли машина. В кино такое видел, в книгах читал. Но Гнибеда не предупреждал, упустив из виду такую возможность, а Володя — он всего-навсего хирург. К методам спецслужб и террористов не привычен, не обучен, настороже не был и в итоге оказался не готов. И получается, вроде как и невиновен, не предатель, о химических снарядах — этом наследии холодной войны — не говорил никому, и всё-таки чувство вины его не покидало.

Судя по намёкам генерала, за персоналом отделения госпиталя, имеющим контакт с Зелимханом, наблюдали, отслеживая телефонные переговоры и контакты. Володя не исключал и даже в какой-то степени был уверен, что и за ним приглядывали, правда, без наружного наблюдения.

Груз вины давил, а ещё к нему примешивался страх за свою жизнь. Кто знает, что у этих фанатиков в голове? Могут отомстить, убив. А ещё — и в самом деле похитить, пытать, пытаясь выведать нужные им сведения. А что он знает? Только о химических снарядах, о том, что из четырёх остался один, который ещё не обезврежен. В ход операции, в её детали его никто не посвящал, но ведь террористы не знают его роли. Они видят его контакты с ФСБ и могут затеять свою контроперацию, в которой Володе уготована роль пешки, а то и жертвы. Что для фанатиков жизнь одного человека? Только вчера они сами убили двоих — Зелимхана и киллера. После этого стоит ли надеяться на милосердие и разум террористов?