Эльдар Салаватов - Кровь. Закат

– Ууу, рожа бандитская! – презрительно сказала Маруся. – Ненавижу вас всех! Тошно мне от ваших морд тупых одинаковых! От того, что вы с людьми творите! Осмий ваш живодер, скотина, тварь! Все что ни придумает – вам в радость. И Игнат совсем с катушек съехал. Слушает все, что ему эта мразь шепчет.

– Нет больше Осмия, – сказал Кровник. – Убил его Игнат. Я ему помог.

– И слава богу! – выпалила Маруся. – Один бандюга другого кокнул! Чтоб вы все там друг друга перебили!

Кровник покачал головой.

– Не бандит я, – сказал он. – Я…

Осекся. Посмотрел на Бекбулатку. На красные глаза вокруг.

– Кузнец я. Игнат к нам пришел за помощью. Егор меня сюда отправил.

– Ну так иди обратно к своему Егору. Некого тут спасать. Хочешь, записку напишу? – голос ее звучал звонко, почти весело. Не смотреть на нее – кажется, рассмеется молодуха смешливая с секунды на секунду. А только и тени улыбки не было на ее бледном лице.

– Нет… – криво усмехнулся Кровник. – Никто меня отсюда просто так не отпустит…

Он посмотрел на громадину, возвышавшуюся над ним:

– Да, Бекбулатка?

– ДА!!!

Кровник перевел взгляд на Марусю.

– Душу я свою поставил на кон. Биться буду.

– Можешь так ее им отдать, без мордобоя. У них тут она целее будет.

– Что ты мелешь, глупая баба?! – Кровник нахмурился. – Что несешь, ты?! Замолчи лучше!

– А ты мне рот не затыкай! – закричала она, – Что ты о них знаешь? А? Загнали их сюда специально! Объявили врагами народа, поиздевались над ними, а потом сюда бросили, поближе к урановой руде! Заперли тут навечно!

– Ты видишь, что с ними творится??? – в голосе ее он услышал боль. – Дети их бедные уже несколько поколений уродами рождаются!

Кровник смотрел на нее. Он не знал, смеяться ему или плакать.

– А до этого они красавцами все писаными были! – воскликнул он. – До этого они цветочки собирали, а не людей на части рвали, да? Понятно!

Маруся смотрела на него, сжав губы.

– Ничего тебе не понятно, – покачала она головой. – Они мне братья и сестры. Им не нужны ни слава, ни злато, ни власть. Знаешь, что это за огонь в их глазах? Это огонь их Веры пылает в них. Они страшны снаружи, да. Но они – чисты внутри. Это неистовый огонь их Веры выжег все темное в их душах. Очистил их. Дал им силы жить дальше. Они победили смерть. Вырвались из ее цепких лап, разве нет?! Не это ли наша главная мечта?! Мечта всего человечества! Вернуть всех, кого она унесла! Не отдавать ей ни одного из нас! Не бояться этой старухи с косой! И они – не боятся, понимаешь? Они помогут создать новый мир. Мир – где все мы одна семья. Семья, которую больше не будет разделять барьер смерти. Разве воскресение из мертвых, разве бессмертие человека – это не основа христианской веры? Разве ты не помнишь того, кто приняв муки воскрес на третий день после смерти? Не помнишь? А они помнят! Потому что он пролил свою кровь и ради них тоже!..

Кровник обвел взглядом пещеру. Сотни горящих красных глаз.

– Они имеют право жить наверху, в своем подлунном мире, – сказала Маруся. – Они хотят пролить кровь тех, наверху – и пусть прольют ее всю до последней капли. Потому что ни в одной капле крови тех, кто наверху – ничего хорошего уже не осталось. И я помогу им. Или останусь тут с ними навсегда. Ибо здесь последний оплот Веры в чистом ее виде.

– Что ты мелешь? – спросил Кровник. – Они тебя что, укусили?

– Ничего тебе, кузнецу тупому, не понятно, – сказала она.

– Мама, – вдруг тихонечко сказал мальчик. – Я хочу к папе…

Кровник посмотрел на Никитку.

– Вот! – сказал Кровник. – Вот это мне понятно!

Он повернулся к Бекбулатке:

– Пацана, за мою душу! Идет?!

– Нет! – закричала Маруся.

– ДА!!! – проревел Бекбулатка, потрясая кулаками. – ДАВАЙ БИТЬСЯ!!! ДА!!!

Голос Маруси потонул в вое и клацанье зубов.

Влезли они на тот самый плоский камень посреди пещеры.

Черную стоячую воду, не отражающую ни свет, ни сводов, ни камня самого увидел Кровник за ним.

Безымянное озеро.

С разбегу кинулся он в него головой вперед, подняв облако брызг, не выпуская из рук Волчью Пасть.

В самом северном море у самого Северного полюса подо льдами – и то не такая вода.

Холодная? Студеная? Ледяная? Нет, все не то. Не про воду это из Безымянного озера.

Жидкий азот теплее – вот какая вода была в нем.

Жгла она, сосала тепло из его тела, крутила судорогами тело, впивалась тысячью иголок.

Распахнул он глаза под водой и увидел нелюдей вокруг себя – нырнули гурьбой они следом за ним. Окружили его под водой, плавали вокруг, разевая рты, медленно шевеля руками и ногами своими, как щупальцами, рассматривали его с ненавистью – страшные, похожие на вздувшихся от трупных газов утопленников. Словно парили они вместе с ним в невесомости над бездной.

Недолго ждать пришлось – закоченел он весь от ушей до пяток как ледышка, посинели губы его, и кожа стала холодной как мрамор. Выстыло все его тело напрочь, хоть гвозди ему под ногти суй – не почувствует ничего.

Вынырнул он из озера. Оставил Волчью Пасть на берегу.

Влез он на камень, стуча зубами и содрогаясь.

Поднял кулаки свои.

Стали они ходить по кругу, примериваясь. Молчали нелюди, глядя на них. Тишина мертвая стояла вокруг.

Ударил его первым Бекбулатка.

Не человек он был, и силища была в нем нечеловеческая – отлетел человек от того удара на сто саженей.

Да вскочил. Закричал яростно и бросился на громадину. Влетел обратно на камень, и сам Бекбулатку ударил.

Завопил Бекбулатка радостно – наконец-то боец ему достойный попался.

От второго его удара отлетел человек на пятьдесят саженей.

А от третьего – на ногах устоял. Покачнулся только.

Стали они кружить да ударами сыпать. Лупцевать друг друга что есть силы. Бить смертным боем.

И почувствовал человек, что согревается он. Что крепче становится от каждого удара. Все равно, что железа кусок, который в огне нагревают, закаляя, да молотами по нему бьют.

Стали мышцы его крепче стали – гудело от кулаков бекбулаткиных тело и только.

Понял он, что пришло время для главного удара.

Пришло время вспомнить все самое плохое и страшное. Все самое стыдное и жуткое.

Все обиды и горести, слезы и беды.

И хлынули они на него разом – долго ждать не пришлось. Словно нарыв лопнул старый. Полетели перед глазами как лента пулеметная, отравленными пулями в сердце его впиваясь.

Ужаснулся человек тому, что самое страшное не снаружи, а внутри него.

Не упыри эти вокруг, а то, что он носил в себе, от самого себя пряча.

Было что ему вспомнить – человеку, всю жизнь свою других жизни лишавшему и ничего кроме этого не умеющему. Посыпались на него пальцы отрубленные ноги оторванные ямы полные трупов хлоркой засыпанные люди на кол надетые люди с кишками выпущенными люди бензином облитые и живьем подожженные и голос детский поющий ему в след от которого