Александр Козин - Истории Выживших (сборник)

– Оно, конечно, не мое дело, но с чего ты взял, что Алену Беркут убил?

– Да эти горцы – психи! Если не им, то никому. Алена меня, – Михаил ударил себя грудь, – выбрала. Меня! А Беркут проигрывать не умеет.

– Так что ж ты вино хлещешь? Я бы на твоем месте уже прижал бы к стене этого Беркута и с пристрастием допросил бы.

Михаил провел ладонью по лицу, будто маску стащил, засопел часто, спросил сурово:

– Нож есть?

– Зачем он тебе? Вон кулаки какие, что молот.

Михаил приподнял руки, оценил кулаки, кивнул сам себе и резко встал, пошатнулся. Кривой подскочил и выровнял парня, с деланной серьезностью попросил:

– Ты только не зашиби его.

– Это уж мое дело.

Бродяга уступил Михаилу дорогу, усмехнулся у него за спиной. Веди, веди, клубок!

– От меня не спрячешься. Выходи! Выходи, трус! – кричал Михаил.

Поселенцы пытались успокоить здоровяка, но он их отталкивал, огрызался и звал Беркута. Кривой терпеливо наблюдал издалека. Долго ждать не пришлось.

– Явился! – со злой радостью воскликнул Михаил и неуверенным шагом направился к поджарому смуглому парню с жестким барашком волос.

Беркут, потный, подуставший, держал в руке лопату, к металлу прилипли глинистые комья грязи. Судя по всему, только пришел из леса, копал могилу.

К парню подскочила черноволосая девушка, начала толкать его в грудь и быстро шептать. Беркут сверкнул карими глазами, воткнул лопату в землю, аккуратно отстранил девушку и двинулся навстречу Михаилу. Шел быстро, решительно. Кривой уже знал итог стычки.

– Арсен, не надо! – взмолилась брюнетка.

На лице Беркута проступила брезгливая улыбка. Михаила шатало из стороны в сторону, он бормотал нечто бессвязное, смотрел исподлобья. Беркут уложил его в три удара, тихо и бескровно. Оглядел поверженного Михаила с презрением и вернулся за лопатой. Брюнетка в порыве чувств было бросилась к нему, но Беркут остановил ее жестом. Девушка сникла.

Поселенцы засуетились вокруг Михаила, никто ни слова не сказал Беркуту. Кривой подошел к кавказцу, дружелюбно заметил:

– Неплохо дерешься.

Беркут посмотрел на бродягу, как на врага, резко выдернул из земли лопату и пошел прочь.

– Меня Кривой зовут, слышал, наверное, вчера Лис притащил. Если б не он…

– Мне все равно, кто ты, чужак, – холодно оборвал Беркут, не оборачиваясь.

Внутренне Кривой вспыхнул, но вида не показал, проглотил обиду. Главное, узнал в лицо еще одного подозреваемого, а допросить успеет.

– Он – хороший человек, – виновато промолвила брюнетка грудным, грубоватым голосом. – Не держите на него зла.

Кривой разглядел девушку вблизи: невзрачная, с болезненно-белой кожей, пышными длинными ресницами вокруг колючих глазок, волосы прямые, редкие, блестящие от жира, одежду словно у колдуньи стащила.

– Я – Ворона, – представилась девушка. – Как раны?

– Спасибо, затягиваются на удивление быстро. Да, Кривой. А что, девочка, с твоим другом?

– Да вы, наверное, слышали: Алену убили. Беркут… – Девушка отвела взгляд и выдавила: – Любил ее. Та еще вертихвостка, да простит мне Лес. Одного ей было мало. Сказала бы «нет» парню да голову не морочила.

– Она и с Беркутом встречалась?

Ворона быстро взглянула на бродягу и тут же потупилась, торопливо проговорила:

– Да что это я вас гружу, да и нельзя о покойниках плохо отзываться.

– Продолжай, я вижу, ты выговориться хочешь, – по-отечески ласково сказал Кривой. – Я – человек новый, сплетничать мне не с кем. Наш разговор останется между нами, чтоб мне плевков кормить.

Ворона смущенно улыбнулась, опустила голову еще ниже, поправила челку, пожала плечами:

– Да что тут рассказывать? Аленка молчала: ни «нет», ни «да» – вот Беркут и вился вкруг нее. Аленка посмеивалась да с Медведем сосалась, как наедине останутся. Не нужен был ей Беркут, а не отпускала. Тоже мне, зверька нашла. Хоть Варвара ее за волосы потаскала, может, ума прибавилось. Да кто теперь узнает…

– Варвара? Мишина мать? – удивился Кривой. Он вспомнил согбенную, хлюпающую носом женщину и никак не мог представить ее фурией.

Ворона будто почувствовала недоверие бродяги и поспешно добавила:

– Да-да, она самая. Медведь Аленку с Беркутом застукал, в лесу. Не в том, страшном, – на другом краю поселения. Там гулять можно: тихо, спокойно, – мечтательно произнесла Ворона.

«Неужели нашел?» – чуть было не закричал Кривой. Сколько лет прошло в поисках безопасного места, без мутантов, без напряженной тишины, только мирный шум крон и заливистая трель пичуг – как в старые добрые времена. Когда-то Кривой назывался егерем и мог часами наслаждаться прогулкой по лесу. Бродяга уже позабыл то чувство, наполнявшее его на природе, в удаленности от людей. Какая-то легкость наполняла сердце…

Стоп! Алена. Убийца. Все остальное потом.

– В каком смысле – застукал? – спросил Кривой.

– А все-то вам надо знать. Целовались, говорят. Может, еще чего, я за ними не следила, – и при этом нервно потерла около уха – признак лжи. – В общем, разругались они, Медведь с Аленой, а Беркут довольный ходил, о свадьбе грезил. Не знаю, мне кажется, Алену Варвара убила. Только вы никому!

Кривой приподнял брови.

– Да-да, вы бы видели, как она Алену поносила, – с плохо скрываемым злорадством поделилась Ворона. – Варвара души в сыночке не чает, а тут такое… Предательство – не иначе. Позор для семьи. А Мишка-то ее – слабак, сразу на себе крест поставил. Из-за чего? Из-за поцелуя? Да Беркут сам поцеловал Аленку, а та его оттолкнула.

Кривой еле сдержал усмешку. Все-таки Ворона следила. Конечно, она ведь любила Беркута, ревновала к Алене. Только слепой этого не увидел бы. Возможно, она же и привела Михаила на опушку леса, чтобы насолить сопернице, заставить ее сделать окончательный выбор. Когда же все пошло не так…

Кривой пристально посмотрел Вороне в глаза, та и запнулась, испуганно промямлила:

– Чего это вы на меня так уставились?

Могла бы, заключил Кривой. Взгляд жесткий, злой, голос бойкий, смелый. Могла бы…

– Как Миша, сильно его? – справился Кривой у Варвары.

Женщина, казалось, еще больше сгорбилась, будто на нее взвалили весь небосвод.

– Ох, чтоб пусто этому Беркуту было, – горестно вздохнула Варвара. – Видел же, что Мишенька не в себе.

– Не убил же, матушка. Миша перебрал, это верно. Вы ведь сами слышали, как он раскричался.

– А вы где были? Вы же с ним разговаривали.

– Мне думалось, я его успокоил, а он возьми и в драку полезь. Вбил себе в голову, что Алену убил Беркут.

Лицо Варвары не изменилось, по-прежнему выражало безмерную усталость, даже мускул не дрогнул.

– А что, мог, – безучастно произнесла она пустым голосом. – Он – мальчик импульсивный. Племя его к женщинам относится особо. Сначала назойливы, как мухи, и щедры, как шахи, а потом – сущие тираны. Был у меня по молодости один южанин…