Вячеслав Крекер - Далекое сияние Звезд

Все, хорош заниматься самокопанием, надо действовать!

Новый главный доктор заверил, что через пару дней я уже смогу питаться не только бульонами да супчиками, хотя и они, особенно собственного приготовления, тоже были очень вкусными. Если еще брать сравнение с тем, чем я питался до сих пор, то вообще выходит пища богов. Но ужасно хотелось чего-нибудь жаренного, желательно мяса. Здесь, конечно, был полный облом — на планете нет животноводства, и поставки с Алотара тоже не включали в себя этот продукт питания. Белковую массу, своего рода искусственное мясо, мастерили из каких то овощей. Ничего, в будущем обязательно будем кушать настоящее мясо! Уж чего-чего, а решение этого вопроса, думаю, не станет трудным. Лиромам тоже пообещал. Скучают они без такой пищи.

Операция по превращению меня обратно в подобие человека прошла на удивление быстро. Сразу и зубы поставили. Благо стоматологи и вся зубоврачебная инфраструктура имелась в наличии. Алотарская медицина, однозначно ушла дальше земной. Или мне, будучи в подвешенном состоянии местного наркоза так показалось?

Я наблюдал за алотарским населением станции, серыми потоками стекающимся из нор коридоров в центральный зал. Одинаковые серые лица. Одинаковые серые, хоть и другого оттенка одежды. Есть разница в восприятии меж землянами и алотарами. Ну, нельзя же так восхвалять цвет собственного кожного покрова! У нас даже африканцы, те, что потемней и то стараются напялить на себя одежду наиболее контрастную к черному цвету, то есть яркую.

Вроде все собрались, стоят, ждут, на лицах некоторая обреченность, особенно это выражалось, когда я не воздержавшись снова и снова облизывался, радуясь не стеснённости языка и моим новым зубам. Сейчас они у меня гладкие, ровные и изумительно белые. В зеркале проверял, знаю.

— Смирно! — получилось неожиданно, даже для меня самого, а так же на удивление громко!

Вообще-то надо было бы кричать «равняйсь», но толпа, получив перевод от немногих планшетов и так заволновалась, попробовала действительно выровняться. Во всяком случае, первые ряды, этого явно желали и даже достигли кое-каких результатов.

Они все поглядывали на связанных, и в некоторой степени внешне поврежденных, стоящих в стороне Нерагу со товарищи. Уже догадывались — ничего хорошего от этого собрания ожидать не стоит.

Дальше я перечислил все прегрешения четырех «мушкетеров» и их кардинала, главного научного деятеля проекта кибернизации вооруженных сил их государства на Алотаре. Отметил легкий ступор, появившийся у серокожих после рассказа о подпольной деятельности Нераги в самом начале своей работы, приведшей, в конце концов, к снежному обвалу событий с моим участием.

Так что приговор для четырех, им многим незнакомым ученым они восприняли спокойно. Я их всех тут же обескуражил принятым решением оставить Нерагу в живых, и даже освободить. Конечно с ограничением в допусках ко многим объектам на станции.

Народ непонимающе переглядывался. А для меня было все ясно — Нерага окончательно сдался, устал и наконец, признал свои ошибочные оценки всему, чтобы он не замышлял раньше. Это было видно по его отсутствующему огоньку во взгляде. Конечная стадия депрессии, когда даже медикаменты не помогут. В таком состоянии он будет намного полезней. Пускай постоянно напоминает всем остальным, возможно видящим себя на острие освободительного движения об особой тяжести ответственности и обязательного ответа за свои деяния.

Ну и сам себе признался в нежелании его убивать. Не знаю, что то заклинило у меня по поводу этого противоречивого персонажа. Или может благодарность за возможность моего освобождения превышает все разумные доводы? В общем, не смог я вот так просто дать команду его убить и нашел себе оправдательное решение в целесообразности видеть Нерагу живым.

Потом пришла очередь нашего казначея уходящих душ — Брюс Ли. Он протанцевал до приговоренных и приступил к своим, таким желанным действиям. Без команды, что то делать он, почему то, все еще не мог. От киборга в нем оставалось больше, чем от разумного. Будем надеяться — пока еще….

Проламывание алотарских грудинок прошло обыденно, быстро и без особых эксцессов. Проговорённые были парализованы страхом, и невозможностью хоть как-то изменить приближение неизбежного конца. Правда, один упал в обморок, но наш каратист поймал его уже падающим.

А вот потом началось представление…. И даже не знаю, как его охарактеризовать — наверно трагикомедия. Шекспир бы наверно от зависти слюной подавился.

Брюс Ли вдруг, не обращая внимание на окружающую обстановку и совершенно САМОСТОЯТЕЛЬНО, без приказа, принялся раздевать только что им убитых. Сначала он в попытке стянуть штаны у одного их порвал. Некоторое время что-то обдумывал, потом принялся за второго, но уже с удовлетворительным результатом. То есть штаны остались целыми. Но вот суставы, судя по характерным звукам, он вывернул в ему выгодную сторону. Как говорится — если ишак не идет к Махмуду, Махмуд идет к ишаку! А дальше представление стало напоминать что-то в стиле Чаплина. Брюс Ли пытался напялить на себя приобретенную одежду. Прямо на экзоскелет!!! Он опять мысленно чесал себе затылок, считал оставшиеся в его распоряжении штаны и вдруг посмотрел на толпу серокожих….

Вот это да! Вот это драматизм ситуации. Неровный строй алотаров от неожиданности под пристальным одноглазым взглядом подался назад.

Вот он ужас, когда машина получает зачатки разума!

Вот оно, настоящее кино со всеми полагающимися эмоциональными всплесками!

Что там решил наш танцующий каратист, останется не известным. Скорее всего в толпе серокожих он не нашел нужного размера. Он вернул свое внимание оставшимся двоим трупам и после недолгого раздумывания снял с них куртки и, связав рукава, сообразил что-то типа юбки. Потом, как ни в чем не бывало, отошел в сторону и замер в ожидании дальнейших распоряжений. Артист, блин!

Мне кажется, на серокожую публику наибольшее впечатление произвел именно этот экспромт нашего почти самостоятельного киборга. Не сам акт приведения приговора, а то, что последовало после него. Можно поубивать половину, потом сплясать лезгинку и все оставшиеся в жизни будут довольны произведенным эффектом и высоким мастерством танцора.

Потом я начал говорить. Даже удивился моим красноречием. Всегда-то являлся не особо разговорчивым, более замкнутым типом. Но видимо долгое воздержание и уверенность в своих правильных действиях, придали свою лепту в моей такой разговорчивости. Или болтливости, если смотреть с обратной стороны!

— Мы… — я выдержал многозначительную паузу, обводя серое население взглядом, — я, Валк, лиромы, рабы, что трудятся на планете, все здесь родились…