Александр Кучаев - Под новым небом, или На углях астероида

Эмми задала вопрос, который больше всего беспокоил парня. Пётр Васильевич относился к сердечной склонности сына по-житейски. Однажды у них состоялся разговор на эту тему. Сын сказал, что любит Эмми. А отец спросил, сможет ли она нарожать ему детей?

– Сможет, когда выздоровеет, – ответил сын.

– Ну и добре, – заключил отец. – Славная девушка. Есть в ней что-то особенное, хорошее. Я чувствую – за внешней хрупкостью у неё сильный характер. Она станет тебе верной и надёжной спутницей на всю жизнь.

Сложнее было с матерью.

– Оставь Эмми в покое, – сказала ему Джоан. – На ней и так лица нет, ты ещё пристаёшь со своими ухаживаниями. Я при виде её одно только думаю – не жилица. Ты лучше обрати внимание на Дженифер, какая она…

Ник был учтивым, послушным сыном, но слова матери привели его в крайнее негодование, и он не дал ей договорить.

– Вот что, мама, – сказал он, едва подбирая более-менее вежливые слова. – Если вы ещё раз будете говорить об Эмми в том же духе, то обещаю вам уйти из дома, никогда не возвращаться и прекратить всякие отношения с вами.

Впервые Ник говорил с ней на «вы». Джоан поняла, что он, не колеблясь, сдержит слово, и уже раскаивалась в затеянном разговоре.

– Я достаточно взрослый человек, чтобы самостоятельно решать свою судьбу, – продолжил Ник, внешне никак не выражая своих эмоций. – Я воевал, смотрел смерти в лицо, всякого повидал и в состоянии понять того или иного человека и распознать его суть. Эмми нравится мне так, что остальные девушки просто перестали для меня существовать. Поэтому не мешайте мне.

Джоан вспомнила, как чествовали Ника и Реди на центральной площади города. Было это вечером, на третий день после возвращения «Ирландии». Площадь не вмещала всех собравшихся.

Молодые люди стояли на крыльце ратуши, и О’Брайен рассказывал, как было отражено нападение вооружённых до зубов коммандос. В заключение он сказал, что если бы не героизм этих двух парней, «Ирландия» лежала бы сейчас на дне Дуная.

Виновников торжества наградили именным оружием – кортиками с выгравированной на них надписью «За боевое отличие». Принародно Реди произвели в матросы, а Ника назначили первым номером артиллерийского расчёта. Площадь рукоплескала им.

Джоан находилась тогда в первом ряду и не отводила от сына восхищённых глаз. Ник был совершенно спокоен – звёздная болезнь никак не коснулась его. Точно таким же спокойным сын казался и при разговоре об Эмми, но она чувствовала моральное превосходство его сильной натуры.

Больше Джоан его отношений с девушкой не касалась, но Ник догадывался, что своего мнения мать не изменила.

– Так как смотрят твои родители? – повторно спросила Эмми.

– Вполне нормально смотрят, – ответил Ник. – Отец только «за». Ты ему очень понравилась. Он готов полюбить тебя, как родную дочь. У матери была на примете другая, но я сказал, что мне нравишься ты и только ты.

– Твоя мама настаивала на своей избраннице?

– Больше она о той фройляйн не вспоминала.

Забегая вперёд, можно сказать, что почти год понадобился Уиллису и Мэри для полного восстановления здоровья Эмми. На лице девушки снова появился румянец, тело её налилось такой полнотой, которая вызывала у окружающих только зависть – в хорошем смысле этого слова, – и она превратилась в первую красавицу Грюненсдорфа. Врачи сияли от счастья, довольные результатом своей работы. Курт и Луиза не знали, как их благодарить. Эмми смеялась и пела от переполнявшей её энергии.

– Ты не передумал жениться на мне? – несколько раз лукаво спрашивала она свого ухажёра, обнимая его и заранее зная ответ.

Ник целовал ей ладони и говорил, что всегда думал о ней только как о своей будущей жене и готов хоть сейчас вести её под венец.

Они поженились в день его совершеннолетия.

Джоан полюбила невестку за её весёлый и добрый нрав и просила у сына прощения за своё прежнее предвзятое отношение к ней.

Из того, что Курт и Франц увидели в Нью-Россе, наибольший интерес вызвали плавильные печи, паровой двигатель, кузница, лесопилка, ветряная мельница, турбина на ручье и прочие мощности и производства, созданные и построенные по инициативе Улофа Свенсена.

Узнав, что у обоих инженерное образование, Уиллис предложил им объединиться со шведом.

– Я думаю, господа, – сказал он, – работая рука об руку с ним, вы принесёте нашему обществу наибольшую пользу.

– Увы, как инженеры мы давно полностью дисквалифицировались, – с грустью проговорил Курт Винтерман.

– Не может этого быть! – категорически возразил Уиллис. – Какие-то знания у вас сохранились. А если и подзабылось что-то – со временем обязательно вспомнится.

Свенсен встретил их с распростёртыми объятиями, подробно ознакомил со всеми устройствами и механизмами и рассказал историю создания своей промышленной «империи».

– С вами многое у нас пойдёт веселее, – сказал он, закончив рассказ. – Обычно мы работаем на пару с моим старшим сыном Лу. Есть у нас ещё один помощник – Чарли. Но он всего лишь мальчишка, пусть смышлёный и неплохо разбирающийся в механике. Сами понимаете, сильно его не загрузишь. Скажу откровенно, мы с Лу в последнее время запарились. Мы ведь и мельники, и кузнецы, и сталевары… Что только не производим – начиная от муки и кончая патронами для ружей! Нам, конечно, выделяют людей, но в основном их приходится использовать как подсобных рабочих.

Оба инженера с энтузиазмом взялись за дело.

– Надо отрабатывать свой кусок хлеба, – приговаривал Франц, имея в виду всё то, что он и его товарищ получали от Нью-Росса.

– Отработаем на двести процентов, – отвечал Курт. – Помнишь, что такое проценты, а, Франц?

– Вот ты сказал, и я сразу вспомнил. А можешь мне объяснить, что это за звери такие – интегралы и дифференциалы?

– Ой, боюсь, не смогу. Только если ты немножечко подскажешь.

Удостоверившись, что они квалифицированно справляются с возложенными на них обязанностями, Свенсен полностью передал им обслуживание мельницы, лесопилки, парового двигателя и турбины на ручье.

– Нам с Лу за глаза хватит плавильных печей, кузницы и токарных станков, – говорил он. – Теперь у нас хоть выходные появятся. А то год уж, наверное, не отдыхали.

А Франц, садясь вечером за накрытый стол, говорил, как хорошо вернуться домой с чувством исполненного долга.

– Тем более что никто не стоит с кнутом за спиной, – добавляла жена.

– О да, – соглашался инженер, – кнут – это ужасно, он вселяет в человека и страх, и ненависть.

Однажды Франц и Курт попросили Свенсена совершить с ними небольшую ознакомительную поездку по острову.

– А то мы дальше Семигорья нигде не бывали.

Свенсен охотно согласился.