Александр Кучаев - Под новым небом, или На углях астероида

В следующий же выходной день они оседлали лошадей и поехали по тележной дороге, которая вела к железорудной выработке.

Ширина просеки позволяла держаться рядом вдвоём, кое-где даже втроём, и значительную часть пути до залежи руды они вели оживлённый разговор.

– Далеко не поедем, – сказал Свенсен. – Поднимемся вон на ту гору, – он показал, куда они поедут. – В своё время я предложил назвать её Гальхёпигген – так называлась одна из вершин в Скандинавии. На острове из ближних гор Гальхёпигген – самая высокая. С неё много чего можно увидеть.

– Вы на ней уже бывали? – спросил Курт.

– Я – нет. А вот Лу и Игорю доводилось, и не один раз, и они рассказывали. Там, по их словам, есть удобная тропа, потому никаких проблем с подъёмом не предвидится.

Они растянулись цепочкой, чтобы объехать склонившееся над колеёй дерево, затем снова съехались вместе.

– Да-а, полтора года назад мчались мы по этой дороге, спешили на помощь городу.

– Мы – это кто? – спросил Франц.

– Мы – это я, Игорь, Лу и Томас. Вчетвером на трёх лошадях. Лу с Томасом поочерёдно ссаживались и бежали рядом с лошадью, держась за стремя.

– Мчались спасать любимый город? – с улыбкой произнёс Франц.

– Точно подмечено – любимый.

– Нью-Росс есть за что любить, – сказал Курт. – Если бы случилась какая-нибудь беда с Гросхаузом, вряд ли кто из грюненсдорфцев побежал бы спасать его. Я думаю, просто постояли бы, поглазели, и не более того.

– Я вот долго наблюдал за тем, как живёт Нью-Росс, – сказал Франц, – и пришёл к выводу, что у вас построен…

– Рай на земле! – с добродушной усмешкой продолжил Свенсен. – Только в этом раю приходится много работать, нередко от зари до зари.

– Ну если не рай, то, по моему мнению, самое справедливое и счастливое общество, когда-либо существовавшее на планете.

– Должно быть, город стал счастливым благодаря такому лидеру, каким является Уиллис, – предположил Курт.

– Дело не только и не столько в Уиллисе. Вы знаете, всё у нас с самого начала основывалось на высокой нравственности. Чистые помыслы рождали благородные поступки, всё делалось для пользы окружающих людей. Никогда никто из наших не совершал ничего такого, что могло бы нанести городу хоть какой-то ущерб. А насчёт самого справедливого и счастливого… Не исключено, что такое впечатление у вас возникло на фоне условий, в каких вы существовали в своих шалашах под гнётом Гросхауза.

Проехав распадок, где когда-то Свенсен обнаружил железную руду, они стали подниматься на Гальхёпигген и ближе к полудню оказались на его вершине.

Раскинувшийся перед ними вид был восхитителен и давал достаточно полное представление об окрестностях, окружавших Нью-Росс.

Сам город с вершины горы казался крошечным схематическим наброском на топографической карте. Справа к нему лепился едва заметный Грюненсдорф. Ещё правее и ближе к лесу виднелось Семигорье. Значительно левее города сквозь голубую воздушную дымку проступали ломаные линии Чёртовой бухты. За береговым абрисом простиралось выпуклое синее море, уходившее за горизонт.

Свенсен долго рассказывал, как они ночами на плотах перебирались на остров через это море, поведал, что происходило в Чёртовой и Удобной бухтах во время войны с длинноволосыми, как потом «Ирландия» перевозила с Лазурного берега семьи погибших дикарей.

– И вы не подвергли их никаким гонениям?! – с пафосом воскликнул Курт Винтерман. И он, и Франц довольно много уже слышали об истории Нью-Росса, но снова с интересом внимали рассказчику.

– Нет, наоборот, мы сделали всё возможное, чтобы облегчить жизнь этих людей, сделать её интереснее, насыщенней. Мы обучили их грамоте, приобщили к культуре, дали представление о добре и зле. Постепенно они становятся частью нашего общества.

Свенсен достал свои собственноручно изготовленные карманные часы и, откинув полированную стальную крышку, взглянул на циферблат.

– О, уже первый час, самая пора обедать.

Он постелил на траве небольшую льняную скатерть и начал раскладывать привезённые продукты. Франц расположился рядом, а Курт отправился на западный склон, чтобы ещё раз полюбоваться открывавшимся оттуда горным пейзажем.

Тонко нарезав хлеб, мясо и сыр, Свенсен откупорил керамическую бутыль, разлил по бокалам красное виноградное вино и крикнул Курту, что кушанья готовы и его ждут.

– Один момент, сейчас! – отозвался Курт. – Я тут такое обнаружил!.. Всё, уже иду!

– Ну вот и я, – сказал он, приблизившись к своим товарищам, и, таинственно улыбаясь, положил рядом со скатертью несколько похожих на металл тёмных, с прозеленью, камней.

– Как вы думаете, что это такое?

Свенсен затруднился ответить, а Франц сказал, что по внешнему виду они напоминают ему самородки меди.

– Сейчас проверим! – воскликнул Курт и попросил у Свенсена нож. Кончиком лезвия он провёл на камнях несколько царапин, и под тёмным налётом показалась красная основа.

– Ты не ошибся! Это и есть самородки. И их там вполне достаточно для создания небольшого медеплавильного производства.

Забыв про еду, они отправились на место находки. Осмотр залежи погрузил шведа в глубокие размышления.

– Что скажете по поводу всего этого, герр Свенсен? – спросил Курт, показывая на видневшиеся там и сям вкрапления самородного металла.

– Только то, что теперь нам по силам такие дела, о которых пять минут назад я не мог и мечтать.

За две недели рядом с печами по выплавке стали была построена медеплавильная печь. По прошествии ещё нескольких дней нью-росские металлурги получили первые несколько десятков килограммов цветного металла. Качество его вполне отвечало местным техническим требованиям.

Затем началась работа над созданием электрогенератора, электромоторов, трансформаторов, другого оборудования, а также изоляционных материалов. Одновременно Свенсен наладил производство медных проводов. Ротор генератора должен был вращаться от турбины, установленной на ручье.

20 января, то есть спустя четыре месяца после прибытия переселенцев из старой Европы, генератор дал первый ток. От электричества заработали токарные, ткацкие и прядильные станки, пилорама. Несколько позже к электричеству были подключены все остальные механические устройства на лесопилке, молочные сепараторы, гончарные и наждачные круги.

5 февраля Франц Розенштайн закончил изготовление двух первых телефонных аппаратов. К тому времени уже были проведены телефонные провода от Нью-Росса до Семигорья. В посёлке из-за отсутствия административных зданий телефон был установлен в доме Лейлы. Второй телефон поставили в ратуше.

Перед началом переговоров по проводам у каждого аппарата собралась возбуждённая толпа людей. Лейла, в отличие от молодых семигорцев, хорошо знала свойства телефона, но и она волновалась в ожидании звонка. Наконец телефон зазвонил, Лейла сняла трубку с рожек аппарата и сказала: