Александр Кучаев - Под новым небом, или На углях астероида

– Алё-о!

Окружившие её люди, и старые, и малые, затаили дыхание.

– Здравствуйте, Лейла! Вы слышите меня? – раздалось в телефонной трубке, и все, даже прилипшие к окнам с улицы, узнали голос Уиллиса. Толпа издала дикий вой восторга, и с минуту ничего невозможно было разобрать. Лейла зажала уши ладонями и топнула ногой, призывая к спокойствию. Когда установилась тишина, она сказала:

– Здравствуйте, Джон! И я, и все находящиеся рядом со мной посельчане передаём привет конструкторам и остальным создателям телефонной связи!

– Ваш привет я обязательно передам. А вы, Лейла, скажите семигорцам, что это только начало телефонизации. Скоро телефон будет проведён в каждый дом во всех трёх населённых пунктах.

Положив трубку на аппарат, Уиллис повернулся и встретился глазами со Свенсеном, Куртом и Францем.

– Я восхищён! Я говорил по телефону, как в дни своей молодости, – он переводил горящий взгляд то на одного, то на другого. – Спасибо вам, друзья! Вы делаете дело, значение которого трудно переоценить.

– Рано хвалишь нас, Джон – проговорил Свенсен. – Вся основная работа ещё впереди.

– Настала пора создать электрическую лампочку, – сказал Франц. – Но у нас нет кварцевого стекольного песка. Если бы он у нас был… В Египте и Передней Азии производством стекла занимались ещё в четвёртом тысячелетии до нашей эры. Для нас получить его не составило бы особого труда.

– Давайте снарядим экспедицию, – предложил Курт.

– Для чего? – раздалось из толпы, собравшейся вокруг аппарата.

– Для поиска нужного нам песка.

– А зачем его искать – песка кругом полно.

– Это обычный песок, а нам, говорю, нужен кварцевый.

– Как же узнать, что это именно тот песок? – спросил Томас, тоже находившийся в ратуше.

Курт в нескольких словах объяснил.

– Пожалуй, я знаю, где его найти, – сказал Томас. – Это километрах в сорока севернее Нью-Росса. Мы там останавливались однажды с дядей Игорем и Сергеем.

В указанный район верхами отправились Курт, Томас и Рауль. Каждый из них вёл на поводе ещё по одной лошади. Через день они вернулись, доставив несколько мешков стекольного песка.

В начале марта ввели в строй стекловаренную печь. Формование многих изделий предстояло выполнять выдуванием стеклодувной трубкой. Поэтому мастером к печи назначили Дитриха, который обладал мощными лёгкими и отличался большой понятливостью. В помощники к нему приставили ещё двух парней.

За получением первой продукции наблюдали все трое инженеров.

Около месяца Дитрих набивал руку, изготавливая стаканы, фужеры, графины, бутыли для домашнего обихода, а также колбы, пробирки и мензурки для амбулатории. Обретя достаточную уверенность в себе, он приступил к формованию лампового стекла.

– Ну теперь дело за вами, – сказал стеклодув Свенсену, когда тот заглянул к нему.

– Гм, за мной! – швед усмехнулся, достал из полевой сумки плоский деревянный ящичек и раскрыл его. – Вот, можешь полюбоваться.

– Что это такое? – спросил Дитрих, увидев в гнёздах ящичка крохотные нитеподобные спиральки и ещё какие-то детали.

– Это всё то, что необходимо для ламп накаливания.

Находившиеся здесь же инженеры Розенштайн и Винтерман похвалили и того и другого, но высказали сомнения по поводу долговечности спиралей.

– Ведь в лампах накаливания применяли вольфрамовые нити, отличавшиеся повышенной стойкостью, – напомнили они.

– Эти тоже будут служить достаточно долго, – ответил Свенсен. – При производстве металла для них я использовал такие присадки…

И он рассказал своим новым друзьям о технологии изготовления необходимых материалов.

Регулярно, один раз в неделю, в конце рабочего дня в ратуше проходили заседания парламента, в ходе которых депутаты обсуждали наиболее важные вопросы, касающиеся человеческого сообщества, проживающего на острове.

Председателем парламента по-прежнему оставался Уиллис. Он же являлся представителем депутатской группы от Нью-Росса. Депутатов от Семигорья представляла Лейла, от Грюненсдорфа – Франц Розенштайн. После заседаний они задерживались в ратуше на некоторое время для приведения принятых решений в читабельный вид.

Однажды, это было в конце мая, оставшись после очередного заседания парламента, Франц Розенштайн откинулся на спинку стула, взглянул на мягкий свет, исходивший от настольной электрической лампы под зелёным абажуром, вздохнул и несколько отстранённо произнёс:

– Всего месяц назад мы сидели при свечах, и вот, пожалуйста. Никак не могу привыкнуть, всё думаю – не грезится ли мне? А на берегу Дуная в наших шалашах и свечей-то не было! У меня такое ощущение, что грюненсдорфцы из каменного века попали в век… Ну, скажем, в начало двадцатого. За короткий отрезок времени в техническом прогрессе сделан мощный рывок вперёд… Лейла, вы смотрите словно сквозь меня. Вы о чём-то замечтались? Или не согласны со мной?

– Что? Ах да! Нет, я полностью согласна с вами. Совсем недавно семигорцы тоже ведь по сути жили в каменном веке. Сейчас же у нас и телефон, и электричество! А как изменился уровень мышления, особенно молодёжи! С каким увлечением наша детвора, юноши и девушки изучают то, что преподают им в школе, с какой надеждой смотрят в будущее!

– Школьники из нашего посёлка тоже поглощают знания, как губка. Они упорно стараются подтянуться к своим сверстникам из Нью-Росса, и у многих это получается.

– Ещё бы не стараться, – сказал, вступая в разговор, Уиллис. – Они поняли, что без знаний нельзя получить ни электричество, ни другие общедоступные изобретения, которые были у предыдущей цивилизации и которые со временем должны вновь появиться у нас. Смотрю, герр Розенштайн чему-то заулыбался. Ну не молчите, коллега, поделитесь с нами своими мыслями.

– Я боюсь, вы поднимете меня на смех.

– Уверяю вас, этого не произойдёт, что бы вы ни сказали.

– Вы обещаете?

– Даю честное слово.

– Ну раз так… Вы никогда не задумывались над тем, кто мы такие?

– Как это кто? – переспросила Лейла. Она посмотрела на Уиллиса, и взгляд её слегка затуманился. – Мы люди, уцелевшие после катастрофы.

– Я не это имею в виду. Вот я австриец, и страна, в которой я жил, называлась Австрия. Во Франции жили французы, в Мексике – мексиканцы, в Австралии – австралийцы и так далее. А как именуемся мы все, вместе взятые – люди, живущие в трёх населённых пунктах, расположенных на побережье возле бухты Удобной?

– Да никак не именуемся, – сказала Лейла, периферическим зрением улавливая взгляд Уиллиса. – Мы просто живём, работаем, и всё.

– Очень плохо, что никак не именуемся и просто живём и работаем. У нас есть семигорцы, нью-россцы, грюненсдорфцы, а как единое целое мы оказываемся людьми без роду и племени.