Игорь Вереснев - Младшие братья

Никогда прежде Максиму не доводилось видеть двери между мирами, расположенные горизонтально. Выходить из них — и подавно. Он растерялся, обнаружив, что лежит на пурпурной спирали и вращается вместе с ней. Если бы скорость была такая же, как по ту сторону двери, голова мигом бы закружилась. Но и так было не очень приятно. Невидимые пружины подталкивали снизу, норовя перекатить то на один бок, то на другой, приподнимали и опускали. Не успев разглядеть, что творится вокруг, он поспешил отползти в сторону. И свалился на твёрдый гладкий пол.

Впрочем, твёрдого пола было не много — зазор в полметра между краем спирали и отвесной гладкой стеной ярко-синего цвета. Сильнее всего это напоминало колодец, выдолбленный в каменном монолите, только цвет для камня был необычный.

Максим задрал голову вверх, и сравнение с колодцем перестало ему нравиться. Потому что до верхней кромки было метров двадцать, не меньше. И если выемки в стене как-то могли претендовать на название ступеней, то о поручнях никто не позаботился…

— Ох!

Он обернулся на звук. Огница вращалась, словно на юле, крутила головой с широко распахнутыми глазами.

— Ух ты… Макс, где это мы?

Он лишь плечами пожал в ответ. Хотел посоветовать перебираться ближе к стене, но не успел — Гундарин выткнулся почти на том же самом месте, что и девушка. Отпихнул её в сторону, потёр ушибленную макушку, злобно уставился на княжну.

— Ты чего тут расселась?! А ну брысь!

Проворно соскочил со спирали, постучал костяшками пальцев по стене колодца. Потом смахнул со лба выступивший пот.

— Душно у вас тут, прям как в духовке. Сразу пить захотелось.

— Макс, а я опять не понимаю, о чём он говорит, — растерянно сообщила Огница.

— Во как! — Гуня покосился на неё. — У рыжей духота мозги отшибла

Максим переводил взгляд с одного на другую и всё отчётливее понимал, что поторопился покинуть мир лупоглазов. И ладно загадку белой башни не разгадал. Но он и кое-что куда более насущное выпустил из памяти. Расслабился, путешествуя на гравилётах.

С Шуром Огница не столкнулась, успела отползти в сторону. И когда сфинкс ловко отпрыгнул к стене, Максим признался:

— Ребята, я вас предупредить забыл. На карте возле отметки двери надпись была: «Иметь запас воды и продовольствия на 8 суток».

Сказал и потупился виновато.

Несколько секунд все молчали. Коротышка почесал макушку, пнул пару раз вращающуюся у его ног спираль. Вздохнул:

— А ты вовремя вспомнил, однако.

Максим говорил на добрийском, чтобы и Огница поняла. Потому она тоже испуганно уставилась на него:

— И что теперь делать?

— Выбираться из этого колодца, — ответил вместо него Шур. — Припасы растянуть на восемь дней мы сможем, с голоду не умрём. С водой будет хуже. Но здесь её всё равно не найдём, так что полезли наверх.

— Как же мы туда выберемся? — недоверчиво уставился на него Гуня. — Олли летать не умеют, по стенкам бегать тожить.

— Есть лестница, — сфинкс подошёл к ступеням, стал на нижнюю. — Прочно, не скользко, выберемся.

У Максима такой уверенности не было, но Шур правильно сказал — сидеть на дне колодца бессмысленно. Нужно выбраться, оглядеться. И уже там принимать решения.

Карабкаться по отвесной стене было тяжело, долго и ужасно жарко. Пот заливал глаза, взмокшие пальцы не хотели держать, и с каждым метром усиливалось ощущение пустоты за спиной. Максим поднимался первым, и от этого становилось ещё страшнее. Оступится, упадёт, и товарищи, что карабкаются следом, не удержатся. А край колодца, казалось, застыл на месте. Всё время хотелось оглянуться, проверить, — может, на самом деле так? Но оглядываться, смотреть вниз было нельзя.

К счастью, даже самое трудное и утомительное занятие рано или поздно заканчивается. Настала всё-таки минута, когда Максим ухватился за последнюю ступень, затем — за кромку, поднялся ещё, перевалился через край. Отполз от колодца, сел, огляделся. И понял — решение принимать с тем же успехом можно было и на дне.

Во все стороны стелилась ярко-синяя каменная равнина, покрытая сетью белых линий, разбегающихся от колодца. Идеально гладкая, идеально плоская равнина. Она даже у горизонта не заканчивалась! Постепенно размывалась, её синь смешивалась с небесным изумрудом. Оттого казалось, что сидишь внутри огромной сферы, и стоит подняться — оторвёшься и будешь лететь вверх, пока не шмякнешься на солнце.

Максим протёр глаза от заливающего их пота. Сфера — это, конечно, иллюзия. Они попали в очередной плоский мир. Пустой, девственно чистый мир. Ни животных, ни растений, ни холмов, ни рек. Лишь бесконечная синяя пустыня, расчерченная белыми линиями.

Ему показалось внезапно, что в этой мысли скрыта разгадка. Или очень близко к разгадке. Но тут над краем колодца показалась рыжая макушка Огницы. Девушка выкарабкалась, буркнула, хмуро глянув на него: «Мог бы и руку подать!» Не вставая с четверенек, подползла, села. Погладила синюю поверхность, поинтересовалась:

— Это что, камень? Никогда б не поверила, что камни бывают такого цвета. — Посмотрела по сторонам, добавила: — Как океан.

Разгадка, крутившаяся где-то рядом, ускользнула. Максим досадливо вздохнул, встал, и пошёл к Шуру, вытягивающему привязанного верёвкой Гуню.

Идти по гладкой равнине вдоль прочерченной по ней полосы оказалось легко… первые несколько часов. Ещё бы — ноги в грязи не вязнут, об камни не спотыкаешься, за корни и кусты не цепляешься. Если бы не духота. Криссовская одежда охлаждала кожу, но только те участки, которые прикрывала. А уж воздух она и подавно не кондиционировала. В самом лучшем положении оказалась Огница со своей курткой с длинными рукавами, брюками, стянутыми тесёмками на щиколотках. В самом худшем — Шур с набедренной повязкой и банданой. Хотя сфинкс духоту переносил на удивление стойко. Зато Гуня ныл беспрестанно, просил разрешение выпить воды. Шур не разрешал — воду следовало экономить.

Первый привал они устроили, когда идти сил не осталось. Соорудили какой-никакой навес из подстилок и одеял, забрались под него, Гуня целиком, прочие — сколько поместится, выпили по глотку воды и постарались заснуть. Впрочем, у Максима заснуть не получилось. Потом начали останавливаться чаще. Они превратили это в ритуал: соорудить навес, глотнуть воды, лечь. Автоматизм движений заставлял не думать, сколь таких отрезков пути их ждёт. Каждую третью остановку старались немного поесть и поспать. Хоть и прикрывали головы конфискованными у запасливого Гундарина тряпичными лоскутами, но от жары всё равно мутило. А может быть не от жары, а от одуряющего однообразия синей плоскости, перечёркнутой белой линией? Словно мелком на школьной доске…

На седьмом привале у коротышки закончилась вода во фляге. Закончилась она, очевидно, гораздо раньше, но выяснилось это, когда Гуня, жалобно наблюдавший, как товарищи полезли в сумки за флягами, не выдержал: