Алексей Жарков - 99942 [СИ]

Он вспомнил. Подробности ухода Ани, загадочную дыру в стене кабинета Булгарина, покушение на Казанцева, обрезанный список с зачёркнутыми фамилиями и визит в больницу. Силуэт девушки в коридоре и чужака с по-птичьи длинным носом. Вспомнил вспышку выстрела, бесшумную горячую розу, распустившуюся перед глазами, заполнившую собой весь мир, инъекцию бесконечности больничного сна и горячечных угрызений совести под хлопьями чёрного и красного снега…

Из коридора прилетели пули шкварчащего на сковороде бифштекса, звуки пронзили комнату белыми вибрирующими струнами, запахи старых вещей лизнули лицо языком сенбернара, удары пульса взмывали к потолку лампионами. Старая подруга "карусель" принесла смесь страха и подгнивших воспоминаний, вовремя не преданных забвению, верному могильщику памяти. Максим поднял стакан и наполнил рот жидкой копотью индийских дубовых бочек.

Теперь точно до дна.

На следующий день Максим отправился за машиной и справками в "Склиф". Его "Форд" (с ржавой царапиной по правому борту) пылился у зловонного мусорного контейнера рядом с моргом. Конечно же, двигатель не завёлся – сел аккумулятор.

Максим достал из багажника прикуриватель и принялся терпеливо носить его по территории института в поисках хотя бы одной бензиновой машины. Наконец, его заметил охранник, направил к Санджару, узбеку, который числился в штате грузчиком. У того нашлась старая, мрачная как танк "Волга". Насквозь пробитая в нескольких местах прямыми попаданиями ржавчины, рухлядь тряслась и стонала под натиском стартера, но не заводилась. Санджар проорал несколько грозных фраз на родном языке, и – о, чудо – "Волга" вздрогнула, рыкнула и загудела, распугивая низким басом побиравшихся у дворницкой воробьёв и голубей. Затем чихнула белым облаком из выхлопной трубы и замолкла окончательно. Санджар крутанул стартером ещё пару раз, махнул рукой и полез вынимать аккумулятор.

– Не нужен теперь, забирай, – печально пробасил добрый узбек и отдал аккумулятор Максиму.

"Форд" завёлся с пол-оборота.

Со справками вышло тоже "через тернии к звёздам". Пришлось побегать по этажам, прежде чем уложить в папку несколько заветных бумажек. Максим прикинул в уме размер страховой выплаты. Фокус заключался в том, что его случай (пулевое ранение в голову) тянул если не на летальный исход, то на полную потерю работоспособности, а значит "пострадавший при исполнении служебных обязанностей капитан Дюзов М. Д." мог рассчитывать на страховое возмещение, равное ста процентам страховой суммы. Впрочем, компания-страховщик апеллировала к тому, что трудоспособность капитана Дюзова была утрачена не полностью, и после восстановления он сможет работать охранником или даже машинистом электропоезда, на что друзья из "органов", немного подсуетившись, выхлопотали боевому товарищу максимальный дивиденд от полученного во время героической службы ранения. Об этом Максим узнал из копии докладной записки, прилагавшейся к больничной выписке, где чёрным по белому было сказано, что он бревном лежит в постели, ходит под себя и вообще не человек, а самый, что ни на есть, стопроцентный овощ.

Максим не увидел в этом скрытого подвоха, понимающе ухмыльнулся и решил, что накроет управлению такую поляну, что даже непьющий ни под каким предлогом Ерохин, первый заместитель Дмитрия Валентиновича, не устоит и тщательно проспиртуется до самого темечка. Потому что денег Максиму выплачивали действительно много. Поэтому он не особо переживал из-за старенького бензинового "Форда", знал, что жить тому остаётся от силы пару дней, максимум неделю.

Блуждая по коридорам "Склифа" в поисках нужной печати, которой владела одна неуловимая заведующая, Максим вспомнил день покушения, день, ведущий в лабиринты коматозных снов, день, в котором он вышел из палаты Казанцева, озадаченный странным поведением чиновника и смущённый собственной беспомощностью во время неожиданной атаки сиделки. Похожий коридор со светом в далёких окнах, туннель с многочисленными дверями без номеров. Тогда, по дороге к лифту, он встретился глазами с девушкой, сейчас будто знакомой, но в тот момент отстранённо-далёкой. Она проплыла мимо, подталкиваемая солнечным ветром, бившим ей в спину, заставляя Максима смотреть против света, всматриваться в тень, делающую её лицо безразличным и резким. А затем был он, тот, кто стрелял из небольшого, но очень современного пистолета.

Странно, что ни Важник, который звонил лежащему в реабилитационном центре Дюзову чаще остальных, ни заходивший проведать Пономарёв, ничего толком не рассказывали о том, как двигалось дело об исчезновении профессора. То отшутятся, то замнут. Поправляйся, мол, выходи, включайся в работу. Только, конечно, сперва пройди военно-врачебную комиссию, докажи, что годен к дальнейшей службе, а не превратился в безмозглый манекен, которым тебя изобразили, чтобы в карман упала большая страховка.

Комиссию – обход врачей, странные беседы с психиатром ("Если перед вами на асфальте трещинка, вы переступите её или обойдёте?") – Максим прошёл три дня назад, теперь оставалось нервно ждать результата. Обычно на это уходило день-два, но в этот раз тянули: "потребуется изучение других медицинских документов".

Впрочем, и у Максима порой возникали сомнения в собственной адекватности. Усиливался мандраж. Дождётся ли он заветного "годен"?

Всю дорогу до управления он испытывал сильные дежавю. Как с цепи сорвались, на каждом светофоре, хоть зажмуривайся, как в тот проклятый день, который он, благодаря скользнувшей между полушариями мозга пуле, прожил едва ли не дважды. Или не прожил вовсе. А сейчас будто бы вспоминает снова и снова. Не только прошлое, но и будущее.

Так, стоя на очередном светофоре, он "вспомнил", какую купит машину. Однако, этой фантазии Максим отдался с удовольствием: представил звук, с которым будет басить новёхонький двигатель, бархатное подмигивание поворотника… Но мысль свернула в другое, загаженное русло: вот, после покупки, он скособочивает неуклюжим локтём хлипкое боковое зеркальце со встроенной видеокамерой, и его начинает "пилить" бортовой компьютер, назойливо попискивая раз в пять минут, и отключить его невозможно…"

Его "Форд" летел по выносной магистрали, перестраиваясь в правый ряд и притормаживая, чтобы не пропустить поворот, за которым будет улица в четыре полосы, пара других поворотов и парковка за шлагбаумом следственного комитета.

Главк оказался на удивление пуст. Махнув удостоверением на проходной, Максим поднялся на второй этаж и по пустому коридору дошёл до кабинета N22. Перед закрытой дверью сердце вдруг заколотилось, Максим на секунду замер, толкнул дверь и увидел Пономарёва. Справа от стола коллеги сидел незнакомый мужчина в очках, который рассматривал на свету пластиковые полупрозрачные фотографии. Оба посмотрели на Дюзова, но если глаза Пономарёва оживились и обрадовались, то второй взгляд остался пустым и холодным, как декаданс холостяцкого холодильника.