Юлия Лукова - Прах земной [СИ]

– Ой, не парился бы слишком, бывают и в наше время такие феномены, – внезапно кинув свой журнал под ноги Василию, скривилась женщина. – Я вот тоже теперь, после полёта в Польшу, ни одну прививку нормально перенести не могу, а лекарства на меня, как ты помнишь, не действует. Вдруг и эта твоя… Элена, когда-то на самолётах летала? Ты об этом не думал?

– Точно! А об этом я не думал! – ни грамма ни смутившись своей не то забывчивости, не то недогадливости, радостно воскликнул хозяин кабинета.

– Да ты не только склерозник, ты ещё и тугодум, – раздражённо выпалила его собеседница, поправив в ухе серёжку. – Знала бы, что ты такой, ни за что бы за тебя замуж не вышла!

– Ага, ты меня тоже за последние дни своим токсикозом уже достала, – согласился Василий, по большему счёту продолжая думать о своём.

В частности о том, какими способами можно было бы вытянуть из Элены немного сведений о её семье и о ней самой, чтобы попробовать найти родных девушки. Ведь если никто не объявиться, то её саму, с большой вероятностью, отправят в приют.

И Василий, зная, что ничего хорошего его пациентку там не ждёт, хочет помочь ей. Тем более, была бы информация, а связи у него найдутся.

Карл-Алексей.

Из больницы меня выписали через пять дней. Трудно описать нематными словами, как я был счастлив возможности наконец-то свалить из этой шарашки!

Мою радость частично разделяли Кристиан, Дженнифер и Себастьян, неприкасаемые, которых отец ещё при жизни планировал взять с собой в Россию и которых я не так давно назначил своими телохранителями. Почему возмущался Сёба, я понимаю, он всё-таки чёрный, а значит кое-какие чувства, в том числе и злость на местный персонал, ему доступны, но Крис и Джен… им не свойственно реагировать на такие мелочи. Я знаю, мне Маэстро хорошо вдолбил в голову свои уроки по психологии неприкасаемых. Так хорошо, что я даже не представляю, что могло спровоцировать моих персональных, толстокожих рабов на раздражённое шипение и нервные поглядывания в сторону здания больницы.

– Царь, можно я останусь на улице, пока вы будете разбираться со своими делами? – щурясь от яркого солнечного света, но при этом даже не споткнувшись на моём новом прозвище (куда там всяким Мастерам и Маэстро), спросил Крис. Из-за слишком высокого роста этого неприкасаемого мне пришлось задирать голову чуть ли не к самому небу, чтобы заглянуть в его бесстыжие глаза и, с трудом удержав лицо серьёзным, поинтересоваться:

– С чего бы это?

– Нам не нравится, что там много людей. Они очень шумные, но убивать вы их из-за этого не разрешаете, а простых слов они не понимают, – вылезая из машины, которую я буквально позавчера купил в небольшом городском автосалоне, негромко проговорила Джен, отвечая на мой вопрос вместо Кристиана.

– Ты думаешь, кто-нибудь будет слушать малолетку вроде тебя? – в свою очередь поинтересовался Себастьян, приблизившись к девушке со спины. В его тоне различных чувств и эмоций было побольше, но тоже, скажем честно, не фонтан.

– Люди должны прислушиваться к другим людям, – с твёрдой уверенностью ответила неприкасаемая, повернувшись к напарнику лицом.

К слову, и Джен, и Сёба были не очень высокого роста, светловолосы и с одинаково простоватыми, детскими лицами. И не скажешь даже, что у одной родители серийные маньяки, а у другого в списке больше полусотни изнасилований, убийств, обвинений в педофилии и четыре приговора к смертной казни.

За педофилию, если бы она действительно имела место быть, а не выражалась пустыми обвинениями, я бы его и сам убил, но Сёба, приложив поистине титанические усилия, смог убедить меня в обратном. До сих пор поражаюсь его выдержке и находчивости.

– Должны прислушиваться, как же, – наклонившись вперёд, всё тот же Себастьян, юноша-психопат с добрейшей в мире улыбкой, взял Джен за подбородок и лизнул её в щёку. Девушка на подобное никак не отреагировала, зато проходящие мимо нас по тротуару люди посмотрели на сие действо весьма красноречиво с хорошей долей скепсиса и высокомерия. Да и я вмиг насторожился. Потому как если вовремя не прекратить это своеволие, чёрный может быстро слететь с катушек и начать заниматься тем, чем он обычно занимался до прихода в наш Дом – насилием. А Дженнифер может посчитать его действия за угрозу своей жизни и схватиться за оружие. Оно мне надо их потом разнимать?

Подобравшись вплотную к переругивающейся парочке, я положил свою ладонь на шею Себастьяна и сдержанно произнёс:

– Если тебе не хватает женщин, я достану тебе железную деву, будешь с ней ночи напролёт миловаться.

Убийца вздрогнул. Замер. Покорно отошёл от Джен, неосознанно прикрывая ладонями рёбра.

Это мой маленький… не то секрет, не то безумие. Когда мне только стало известно об обвинениях Сёбы в педофилии, я немного рассвирепел и в одной из пыточных комнат минус пятого этажа собрал аналог средневековой железной девы. В моей версии спицы внутри этой милой безликой красавицы были расположены несколько иначе, чем у средневековых инквизиторов, но вместе с тем более разумно. У них жертва могла умирать мучительной смертью до нескольких дней, у меня – значительно дольше.

Себастьян несколько раз, до того как Маэстро запретил мне его трогать, нарывался на эту деву, а потому знает, что будет, если снова возьмётся за старое.

– Не надо мне женщин, – буркнул мертвенно-бледный убийца, и на лице его уже не было видно ни улыбки, ни задора, ни, тем более, похотливого желания.

– Мужчин тебе тоже никто не даст, – усмехнулся злорадно я, пихнув его в спину и кивнув в сторону больницы. – Крис, Джен, ждите здесь, никого не убивайте, если кто-то начнёт к вам цепляться – щёлкните по носу. Оружием не светить, понятно?

– Да, Царь, – и зачем я взял их всех с собой? А, точно, нам же после больницы ещё на встречу с одним фраером ехать, с которым без надёжной охраны в реальной жизни лучше не пересекаться.

Зайдя в больницу, я приказал Сёбе не отставать и не цепляться попусту к медперсоналу и первым вошёл в лифт. Нажал на кнопку третьего этажа и мимолётом заглянул в зеркало средних размеров, что висело у противоположной стены. В нём тут же отразилось моё собственное, крайне недружелюбное и не выспавшееся лицо с расширенными зрачками и бледной кожей. Волосы, которые я ещё до вылета в Россию перекрасил в тёмно-каштановый цвет, этой бледности только добавляли. Не спасали положение даже светло-серый деловой костюм и белая, выглаженная рубашка. Эх, зря, можно сказать, наряжался. Я ведь не пугать людей собирался, а производить на них хорошее впечатление. Но с таким лицом и настроением у меня, видимо, мало что получится.

Откуда-то сверху раздался тихий писк, и дверцы лифта медленно разъехались.