Юлия Лукова - Прах земной [СИ]

Его "фотик" оказался гибкой медицинской панелью, с функцией рентгена и УЗИ мягких тканей. Внешне устройство больше напоминало солнцезащитную плёнку, которой люди летом обклеивают окна, то есть такое же блестящее, шуршащее, но на ощупь плотное и холодное.

Обмотав меня этой плёнкой, Мифьен сделал пять снимков и скинул их себе на планшет.

– Два ребра сломано, органы не повреждены. Иных осложнений нет. Всё как я и думал, – сам себе покивал он, в несколько раз увеличив изображение и задумчиво водя пальцем по экрану.

Схватив бинт и несколько пузырьков с лекарствами из аптечки, мужчина уже куда уверенней занялся моим лечением. Рот его при этом ни на секунду не закрывался, зля меня нескончаемым потоком слов и действуя на нервы. Сколько я не прикрикивал на хирурга, чтобы он заткнулся, а надолго его всё равно не хватало.

Оставаться же равнодушным и держать лицо непроницаемым, когда тебе на ухо зудят и зудят об убийстве какой-то малолетки из средней школы, было сложно. Ко всему прочему, под ногами крутился наглый дикий зверь, именуемый кое-кем Жемчужинкой, что только подливало масла в огонь.

– Герр Ричард, скажите, пожалуйста, а вы стимуляторов, случайно, никаких не принимаете? – встрепав себе волосы, ни с того ни с сего спросил Крюгер.

– Не принимаю.

– А то я у вас в крови нафетон нашёл, – излишне буднично продолжил Миф, и сразу стало понятно, что он едва сдерживается, чтобы не начать допрос. – Это такое стимулирующее вещество, которое не даёт наркотического наслаждения, но тоже вызывает привыкание. В некоторых странах им до сих пор пытаются лечить людей от героиновой зависимости. Только давно доказано, что бесполезное это занятие и опасное. Мало кому помогает, но в могилу уже многих свело.

– И это ты нашёл у меня в крови?

– Да. Я сначала сам не поверил, когда увидел данные на компьютере. Тем более, за эти две недели содержание нафетона у вас заметно уменьшилось. Сначала его было много, потом резко стало меньше, а вот во вчерашних пробирках с кровью вообще ничего не осталось! – с каждым словом голос мужчины становился всё громче.

– Не кричи, у меня гости.

– Извините, – понуро опустил голову он, закончив с перевязкой рёбер. – А теперь руку показывайте. Посмотрю, что с ней.

Мифьен достал новую пачку ваты и ножницы.

– Так ты в папках притащил исследования моей крови, или свои опыты с крысами?

– Вашей крови.

– Оставишь мне, я их потом почитаю.

– Конечно! А я-то думал, вам не интересно совсем.

Он дурак? Как мне может быть неинтересна бегущая по моим венам дрянь, которая в теории опасна для жизни?

Спровадив Крюгера и его живность под утро, к шести часам, я заглянул на кухню, сделал себе чаю и, как и обещал, погрузился в чтение принесённых им отчётов. Понятной оказалась лишь треть слов, остальные две трети составляли неизвестные медицинские термины.

Просидев над бумагами не разгибая спины около двух часов, я встал из-за стола, чтобы снова сделать себе чаю, и тут заметил Элену, прислонившуюся к косяку двери и наблюдавшую за мной не до конца проснувшимися, совиными глазами. Спутанные после сна волосы торчали во все стороны, лицо девушки было неестественно бледным и уставшим. Похмелье? Не выспалась?

– Рич, а где у тебя расчёска лежит? Я что-то везде искала, а нигде нету.

– Не знаю, сам второй день найти не могу, – ответил, налив в кружку кипяток и бросив туда заварку.

– О, чаёк. И мне кружечку сделай, пожалуйста, – попросила Эля, потерев пальцами виски и усевшись на стул возле окна, небо за которым только-только начинало светлеть.

– А сама не можешь? – нахмурился я, но кружку ещё одну достал.

– Ты даже представить себе не можешь, как у меня сейчас болит голова, – зажмурившись, сказала она устало. – Неужели это из-за каких-то трёх… ну, ладно, четырёх бокалов вина? Как думаешь?

– У меня можешь даже не спрашивать, я никогда не напивался и от похмелья не страдал.

– Правда? – приподняла брови Романова. – У вас, наверное, в Доме с этим строго было? А, стоп. Запретная тема, извини, я забыла.

– На чай.

– Спасибо, – Элена осторожно приняла из моих рук горячую кружку. – Давай тогда поговорим о чём-нибудь другом?

– О чём?

– О тебе, например, – щёки девушки внезапно порозовели.

Ну, снова здорова…

– Я прожил в Доме двадцать пять лет, вся моя жизнь, так или иначе, связана с ним. Подумай, что будет, если мы начнём говорить обо мне?

А ты начни. Пускай девчонке неповадно будет.

– Хорошо, я тебе кое-что расскажу, слушай, – собравшись с мыслями, сказал. – Однажды мне дали задание, подстроить несчастный случай министру энергетики и его жене, я не справился и значительно подпортил этим репутацию Дома. Мой глава тогда очень сильно разозлился и отправил меня на нижние этажи, помогать палачам. Пытки я, как и многие другие, не любил и работу свою делал невнимательно, спустя рукава. Как-то раз я не уследил за одним осуждённым, да-да, у нас тоже бывают предатели, и он поднялся наверх, где перерезал много тренирующегося молодняка и сбежал. Его, конечно, потом нашли и вернули, но меня в тот же день отправили в тюрьму, под землю. Пока волокли – чуть не убили. Сам-то я идти не мог.

– П-почему?

– Мне перед этим голень частично раздробили, – флегматично ответил, вспомнив, как ныне покойный наставник Карла, Жан, лично этим занимался. – В камере, в которую меня посадили, уже находился другой неприкасаемый. Его "колесовали". Привязали к большому колесу и переломали все крупные кости, в том числе и позвоночник. Он лежал, бредил, кричал, четыре раза просил меня о смерти…

– Всё, хватит. З-з-замолчи! – крикнула внезапно Элена, зажав мне рот руками. – Я тебя не о ком-то там просила рассказывать, а о себе!

– Я о себе и рассказываю. Дослушай. И пойми, наконец, что всё, что касается меня – не для твоих ушей! – схватив её за плечо, медленно произнёс, глядя в глаза. – Я просидел с колесованным в одной камере три дня, я умом повредился, находясь рядом с ним! И до сих пор слышу в своей голове его голос, который призывает меня то застрелиться, то вены себе вскрыть, то таблеток наглотаться… вот так.

– Ты к психиатру не пробовал обращаться? – помолчав несколько секунд, нерешительно спросила Романова.

– От такого не лечатся, от такого только в психушку дорога.

Или на тот свет.

Захлопнись.

– Деточки, вам может булочек принести перекусить? Обед же скоро, а вы до сих пор ещё ничего не ели, – сложив руки на груди, предложила Екатерина. Она уже полчаса расхаживала рядом с нами, выспрашивая то об одном, то о другом, а, в конце концов, заведя разговор о третьем.

– Нет, спасибо, – в четыре голоса одновременно ответили мы ей, и экономка, покачав головой, вышла из столовой.