Наоми Вуд - Миссис Хемингуэй

– Я чувствую себя Элизабет Беннет [41], – сказала она.

– В каком смысле?

– Кажется, это твое поместье Пемберли, Хемингуэй.

– Напомни мне, Дарси и мисс Беннет поженились?

– Сначала она относилась к нему крайне недоверчиво, но потом попала в его поместье и поняла, что была не права.

– Тебе нравится дом?

Она кивнула.

– Тогда это хороший знак.

Кошки терлись о ее ноги.

Эрнест показал Мэри ее комнату и оставил распаковывать вещи. Она открывала шкафы, заглядывала внутрь. Пустые и чистые ящики комода выкатывались плавно, внутри пахло деревом. На прикроватном столике стояли свежие розы, лианы за стеклом походили на тяжелые портьеры. Разумеется, раньше эту комнату занимала Марта.

Мэри валялась на постели в одном белье и смотрела, как вращается потолочный вентилятор. Должно быть, она сошла с ума. Бросить работу в «Тайм», квартиру в Лондоне, добряка Ноэля, чтобы оказаться в этом раю, залитом лимонным светом и горячим сладким воздухом. В хорошем настроении Эрнест был очарователен, но, выпив, превращался в чудовище. Да и чем ей тут заниматься? Командовать прислугой? Рыбачить и охотиться с Эрнестом? Теперь ей точно не быть независимым корреспондентом со своими сюжетами, командировками и жалованьем. За окном каркнула какая-то птица с диковинным оперением. Получалось, делать тут особо нечего.

В дверь постучали. Мэри поднялась, оглядываясь в поисках халата или платья. Она немного нервничала. Их близость длилась шесть месяцев, но все же в Париже они были независимыми любовниками, а здесь, на Кубе, – супругами.

– Не хочешь искупаться? – спросил он из-за двери.

– Минутку. – Мэри переоделась в купальник и глянула на себя в зеркало. Кожа белая как бумага – еще бы, не видела солнца со дня освобождения Парижа. Запахнув халат, Мэри открыла дверь.

Эрнест стоял, держа в руках вазочку с фруктами.

– Персики в шампанском, – провозгласил он, протягивая ей миску и при этом роняя ложку. – Ночь вымачивались. Вкуснятина!

Он уронил ложку, поднял, тщательно облизал, сунул обратно в вазочку и прошептал ей на ухо:

– Я слишком взволнован тем, что ты здесь.

Когда Мэри сбросила халат у бассейна, Эрнест широко улыбнулся – впоследствии она узнает, что так он улыбается, когда удается поймать какую-нибудь выдающуюся рыбину. Погрузившись в теплую воду, ощутив аромат плюмерии и эвкалиптов и глядя на пальмы Гаваны, раскинувшейся в миле отсюда, она вздохнула: пожалуй, это и в самом деле Пемберли.

Спустя всего час после регистрации брака Мэри яростно хлопнула дверцей кабриолета.

– Я хотела остаться, Эрнест!

Езды от Ведадо до «Финки» было не больше получаса.

– Только не с этими клоунами! – заорал Эрнест.

– Это же наши друзья!

– Марджори напилась. Ты слышала, как у нее язык заплетался?

– Да ты сам пьян, Эрнест.

После регистрации они приехали в квартиру одного из их друзей, и все было хорошо, пока Марджори не пришло в голову сострить, что Мэри польстилась на славу и гонорары Эрнеста. Тот нахамил в ответ, схватил Мэри за руку и выволок из квартиры.

На дороге, ведущей к морю, им попалось стадо коз, которых пастух гнал по проезжей части, покрикивая по-испански.

– Мы живем в библейские времена! – обращаясь непонятно к кому, завопил Эрнест. Пастух счел это оскорблением в свой адрес и ответил смачной тирадой на кубинском испанском: не то Эрнест был матерью чьей-то матери, не то мать Эрнеста была не совсем той, за кого себя выдавала, – в общем, даже сам Эрнест не все сумел понять.

Их обгоняли люди на велосипедах и мотоциклах, которым было легко лавировать между козами, а вот «линкольн» Хемингуэя прочно застрял на бульваре Малекон. Блестки свадебного платья царапали Мэри кожу, от орхидей, приколотых к корсажу, пахло тревожно и сладко.

Она чувствовала, что ярость Эрнеста все нарастает. В воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения. Надо быть полным идиотом, чтобы считать, что можно вот так с ней обращаться на глазах у ее друзей. Он пьяная скотина, а она – круглая дура, что согласилась выйти за него.

– Отвези меня обратно. По крайней мере, дай мне повеселиться на собственной свадьбе, даже если там не будет моего мужа.

Эрнест не ответил, лишь дал по газам, чуть не снеся голову замешкавшейся козе. Он мчался на бешеной скорости – Мэри подумала, что умрет раньше, чем успеет подать на развод.

– Помедленнее, бога ради!

Он в ответ лишь поддал газу, и королевские пальмы по сторонам аллеи замелькали еще быстрее.

– Притормози, маньяк!

Они чуть-чуть не доехали до дома, когда небеса разверзлись. У Мэри и Эрнеста не было ни времени, ни настроения поднять крышу кабриолета. Куба превратилась в сплошной дождевой поток. Мэри держала над головой куртку.

Машина с визгом затормозила перед «Финкой». Свадебный костюм облепил тело Эрнеста, Мэри тоже вымокла насквозь. Прислуга выстроилась снаружи в униформе на традиционный испанский манер, держа в руках подарки. Они стояли под зонтиком, готовые приветствовать молодоженов и никак не ожидая, что мистер и миссис Хемингуэй вылетят из машины, промокшие до нитки и бросающие друг на друга уничтожающие взгляды.

Мэри хлопнула дверью и выкрикнула:

– Иди пропусти еще стаканчик отравы, ублюдок, пока этот брак для тебя не закончился так же, как и предыдущий!

Уже вбежав в дом, она услышала хлопок, с которым пробка вылетает из бутылки шампанского, и растерянный голос садовника: « Felicidades, Señor e Señora Hemingway [42].»

Теперь собранный чемодан стоял у ног, готовый отправиться в Нью-Йорк.

В дверь снова постучали, на этот раз вежливее.

– Озорница?

– Я уезжаю.

– Открой дверь, ну пожалуйста.

– Мне не о чем с тобой говорить.

– Мэри, прости, я вел себя как идиот. Просто я хотел провести остаток наших дней с тобой одной.

Она открыла дверь. Эрнест стоял на пороге с видом побитой собаки, с бокалом в руке. Бокал он протянул Мэри, и она неохотно глотнула тепловатого виски.

– Давай больше никогда не жениться, котенок.

– По крайней мере друг на друге.

Против света Эрнест выглядел старше своих лет. Мэри заметила седину у него на висках. Он был в очках: тщеславие не позволяло ему носить их прилюдно. А ведь Мэри знала, он нуждается в них гораздо больше, чем признаёт.

Эрнест потянул ее за платье, но она не сдвинулась с места. Он заметил ее чемодан.

– Озорница, ты же не покинешь меня так скоро? По крайней мере останься, чтобы переодеться. Смотри, с тебя лужа натекла на пол.

Эрнест подвел ее к кровати, и они сели, оба в мокрой одежде.

– Скажи, чего ради я разрушила свою прекрасную первую семью? Ради кошмарной второй?

– Срываюсь иногда. Прости меня. – Он улыбнулся.

Но она его еще не простила.

– Эрнест?