Роман Глушков - Найти и обезглавить! Том 1

– Да, канафирцев у нас полно, – согласился я. – Они прибывают к нам с торговыми караванами из Вахидора, Этнинара и Талетара. И не только оттуда, но из других мест по ту сторону Каменной Гари. Канафирская община занимает у нас район Ихенер, и туда не каждый дорхейвенец рискнет сунуться. Особенно ночью. Но с Вездесущими Торговый совет поддерживает дипломатические отношения. И когда Плеяда отправляет к нам послов, их всегда принимают и выслушивают. Ну а когда вместо послов они присылают своих шпионов, тех, естественно, ловят, пытают и казнят. Также, как, наверное, с ними поступают и на востоке, да?

– И как много вы ловите у себя этих шпионов? Я почему интересуюсь, юный сир: просто когда я рассказал вашему отцу, что в банде Кормильца была прислужница Вездесущих, его это встревожило. Или я ошибаюсь?

– Сегодня отца тревожат не шпионы Плеяды, а то, что происходит в оазисе Иль-Гашир. Там, куда ты вроде бы направлялся.

– Все верно, юный сир – я шел именно туда. Ваш отец обмолвился, что там обосновалась целая армия каких-то мерзавцев, которые обирают караванщиков еще сильнее, чем прежние хозяева оазиса. И здесь тревога гранд-канцлера мне понятна. Армия – это не банда. Армия не может долго сидеть на месте и рано или поздно отправится в поход. И уж точно не с мирными целями. А поскольку Дорхейвен – ближайший к Иль-Гаширу город, вот ваш отец и опасается, как бы эта угроза не нагрянула сюда.

– Та армия слишком мала для штурма наших стен, – ответил я словами полковника Дункеля, что частенько обсуждал с отцом в моем присутствии этот вопрос. – Но если ею тайно командуют магистры Вездесущих, это для Дорхейвена уже плохо. А мы даже не можем выступить и ударить по Иль-Гаширу, чтобы навести там порядок, потому что он находится по ту сторону границы. Если гранд-канцлер так поступит, Канафир сочтет это объявлением войны и вышлет сюда свои армии.

– А что думают по этому поводу в местном посольстве Канафира?

– Говорят, что беспокоится не о чем. И что в Иль-Гашире хозяйничают обычные бандиты, которых вскоре выбьет оттуда посланная из Вахидора конница.

– Но Торговый совет этому не верит?

– Да разве можно хоть в чем-то верить канафирцам?

– Ну, кое в чем, конечно, можно. Но в подобных вопросах – точно нет. И каждый замеченный сегодня в Дорхейвене человек с клеймом Вездесущих будет вызывать утроенное подозрение, даже если он прибыл сюда открыто и ни от кого не прячется… Да, гранд-канцлер прав: я бы на его месте после таких канафирских отговорок тоже усилил бдительность.

– А о чем ты собирался толковать с тем человеком, которого хотел найти в Иль-Гашире? – Я решил, что настал мой черед задавать вопросы. – Явно о чем-то важном, раз ты прошагал ради этого со своей тележкой целых полмира, если не больше.

– Для своих юных лет, юный сир, вы на редкость проницательны, – ухмыльнулся в усы Баррелий. – Хотя я не уверен, что мои скучные личные дела будут вам интересны.

– Да ты что! О чем ты говоришь! Конечно, будут! – закивал я. И не преминул напомнить: – Эй, я же не отказывался отвечать на твои вопросы, поэтому не увиливай от моих!

– Что ж, справедливо. – Пивной Бочонок не нашел, чем на это возразить. – И правда, почему бы и нет. В конце концов, в этом нет решительно никакого секрета… Я шел в Иль-Гашир, юный сир, так как проведал, будто могу найти там одного человека. Того, который, возможно, знает о гибели Фростагорна нечто такое, о чем не знаем я и четверо моих выживших братьев. Имя этого человека – Вирам-из-Канжира, а прозвище – Чернее Ночи.

– Прямо как у кригарийца, – заметил я.

– Вы опять угадали, юный сир, – закивал ван Бьер. – Чернее Ночи и есть кригариец. Шестой кригариец, который уцелел в ту проклятую ночь, когда разразилась известная вам трагедия.

– Ух ты! Вот это да! – оживился я. Расскажи мне об этом кто-то другой, я бы вряд ли ему поверил. Но столь сногсшибательное известие из уст самого Баррелия заслуживало доверия. – Но как Вираму-из-Канжира удалось тогда уцелеть?

– О, об этом я спрошу его в первую очередь, если нам повезет встретиться.

– А о чем – во вторую?

– Почему он за столько лет ни разу не дал нам о себе знать. Ведь мы, в отличие от него, давно не прячемся, и курсоры Громовержца нас больше не преследуют.

– Вероятно, Чернее Ночи жил где-то на краю мира и не знал об этом.

– Или ему есть что от нас скрывать. Нечто такое, за что ему может быть перед нами очень стыдно.

– Подожди… – Я слегка опешил, с трудом переваривая услышанное. До сей поры в моем представлении кригарийцы не совершали предосудительных поступков. – Так ты считаешь, что Вирам-из-Канжира, он… мог вас предать?

– Нет, юный сир, я так не считаю, – возразил Пивной Бочонок. – Это всего лишь предположение, не более. Самое нехорошее предположение из всех, и потому оно не дает мне покоя больше остальных. Но я стараюсь не думать о худшем, пока сам не поговорю с Чернее Ночи и не выясню всю правду.

– А что, если утес Фростагорн был сброшен в море курсорами, которые обрушили на него силу Громовержца, и Чернее Ночи был к этому причастен? – спросил я. Зря монах заикнулся о терзающих его подозрениях. Теперь они полностью захватили мой впечатлительный разум, и я был готов засыпать Баррелия своими догадками одна невероятнее другой.

– Мне тоже доводилось слышать такую историю. И не однажды, – сказал он. – Кое-то даже утверждал, что это не курсоры ударили по нам своими молниями, а сам Громовержец спустился с небес и топнул ногой. После чего скала под монастырем раскололась и последние слуги Кригарии были низвержены в океан вместе со своей проклятой обителью на веки вечные… Но я скажу вам совершенно точно, что случилось в ту ночь, юный сир. Знаете, если у вас хватило ума построить крепость на нависающем над морем утесе, не удивляйтесь, если в один злосчастный день волны подмоют утес, и он обрушится в море вместе с вашей крепостью. То, что монастырь простоял там несколько веков, уже являлось чудом. Если бы вы только видели его и ту жуткую скалу под ним, от одной мысли, что вам придется туда войти, у вас по коже побежали бы мурашки. А нам приходилось годами жить над пропастью, и вот к чему это привело. Чье-то желание возвести величественную постройку в красивом месте обернулось в конце концов гибелью не только ее, но и без малого сотни человек. И досаднее всего то, что это было не какое-то отребье, а хорошие люди. Одни из лучших в мире, которые превосходили меня во всем. И среди которых я был самым негодным и недостойным монахом, в чем мне не стыдно признаться, юный сир. Но мир устроен так, что лучшие люди всегда гибнут первыми. А худшие вроде меня продолжают коптить небо своим существованием, хотя все должно быть совсем наоборот.