Рем Манулов - Шёпот Зуверфов (СИ)

— Ах да, — осклабился Стивенс, — а что за глупости он нёс перед тем, как вы проткнули его ножницами?

— Сначала ответьте вы, — не поддаваясь закипающей злобе, попросила Джулия.

— Без проблем, — отчеканил Стивенс и лёгким отточенным касанием оживил оранжевую сенсорную клавиатуру и монитор на столе. Стивенс пролистывал файлы, пока не нашёл нужный. Открыв его, он глянул на Джулию. — Кармен Девилья Постолос. Попал к нам сравнительно недавно. Твердил, будто побывал на дне Шрама Земли.

— И вы за это упекли его в Третий Сектор?

— Что вы, нет, — качнул плешивой головой доктор Стивенс, — совсем за другое. Сошёл с ума. Предпринимал попытки стереть в порошок руины крепости Заентог — культурного наследия не только илейцев, но и первых детрийцев, между прочим. Ну и после его поимки Крыло Внутренней Безопасности озаботился тем, чтобы камера Постолоса пребывала в Третьем Секторе.

— Где находится Заентог?! — почти выкрикнула Джулия.

Стивенс откровенно засмеялся:

— Какая разница? Всё равно экскурсии вам не видать.

— Где?! — настаивала Фокстрот.

— Северо-западней Олос-Марка, близ поселения Рахни. Я там бывал однажды, и отмечу, что место скверное: грязно и как-то недружелюбно. Поэтому радуйтесь, что не заносила вас судьба в такие дебри. Разве что к нам, — его ехидная гримаса в очередной раз приняла глобальные масштабы. — Ваш черёд. О чём трепался с вами старик?

— Неважно, — парировала Джулия.

— Постойте, это нечестно, — задребезжал, то ли смеясь, то ли возмущаясь Стивенс.

— Вам не душно? — спросила Джулия.

— Что вы несёте? — сдвинул брови главврач.

Позади него что-то треснуло, надломилось и громко лязгнуло. Джулия повалилась на пол, когда осколки стекла разлетелись в стороны, вонзаясь в мебель, разбиваясь о стены. Обмякшее тело Стивенса крутанулось на своём кресле, вяло и как-то безынициативно. В него впились сотни тонких, иглоподобных осколков. Они пробили его горло, вонзились в глаза, глотку, грудь, пробив пиджак и рубашку. Только Джулия могла видеть, как маслянистые, змееподобные тени стекают на пол, облизывая паркет, а затем взбираются по ножке кресла, чтобы проникнуть в бездыханную тушу доктора Стивенса. Джулия встала на ноги, стряхнула с робы остатки стекла и довольно усмехнулась. На подобный номер она и не надеялась, собираясь на рандеву со Стивенсом. Но когда в ней вздыбился гнев, руки затряслись, а костяшки пальцев побелели, Зуверф, подсказал, как можно поступить. Джулия посмотрела в окно, и представила, как немедленный взрыв убивает всё живое, стирает с лица земли города, народы и Стивенса. И только она остаётся жива и невредима. И стоило ей об этом подумать, как чернила заструились по голубым стенам, подбираясь к окну, в котором весёлыми зайчиками играло солнце. Джулия знала, когда падать. Она сама выбрала нужный момент. И всё случилось почти так, как она замыслила. Скотина Стивенс подох, и это важнее всего. В дверь постучали и, не дождавшись приглашения, вошли.

— Джулия, — выпучив глаза, пробормотал красавец-брюнет Карл.

Он обвёл нерешительным взглядом место смерти, сам труп, ощутил дувший из разбитого окна ветер.

— Карл, дорогой мой, — взмолилась Джулия, — я тут ни при чём, правда. Ну что я могла сделать, чтобы стекло так треснуло, что? Я говорила с доктором Стивенсом, смотрю за окном что-то красное, не разобрала что, и потом бац! И взрыв! Я плюхнулась на пол, Стивенс не успел.

— Вызову санитаров, — поторопился Карл, но Джулия остановила его, хватив за рукав рубашки.

— Нет, не уходи. Помоги мне, Карл. Молю! — она упала на колени и бросилась ему в ноги, обнимая и целуя их.

— Встань, живо!

— Нет, молю, — причитала Фокстрот, — помоги.

— Как?

— Найди Маятника. Он служит у моего отца. Пусть придёт ко мне. Один. И тайно. Так и передай. «Никому ни слова. Просто приди». Так и скажи. Молю тебя!

— Никому ни слова. Приходи. Понял, — наспех повторил Карл, — теперь отпусти.

— Мне больше ничего не нужно, Карл, — обливалась слезами Джулия, — пусть только он придёт. Один. Найди его, прошу.

— Хорошо, сделаю.

Карл вызвал санитаров. Джулию увели обратно в Третий Сектор. Тело Стивенса отправили в морг Трезубца. Нуттглехарт решил не афишировать гибель главного врача. Лишь на паре-тройке ячеек Потусторонней Вязе всплыли некоторые детали, которые скоро были изъяты из общего доступа. Сердечный приступ стал официальной версией смерти. Карл Гуденмайер был назначен на место Стивенса. Будучи отличным психотерапевтом и аналитиком, врачом общей практики и практикующим хирургом, он также до некоторых пор являлся вполне честным илейцем. Потому просьбу Джулии выполнил.

Маятник пришёл через три дня. Облачённый в свой излюбленный наряд — плащ, брюки, туфли и непроницаемая чёрная плотная повязка на глазах, — он встал ровно в центре прозрачного стекла, заложив руки за спину и ожидая, когда Джулия заговорит. В паре метров от него топтался медбрат, который жал на кнопку двусторонней связи и прикидывался слепоглухонемым.

— Безумно рада тебя видеть, — заговорила Джулия, — и подумать не могла, что когда-нибудь это признаю.

— Говори, беглянка, — пробасил Маятник.

— Сделай кое-что для меня. Это важно, но весьма авантюрно.

— Зачем мне помогать?

— Хотя бы в память о моей маме. Это она вытащила тебя отсюда, помнишь?

— Я сам себя вытащил, — спокойно ответил Маятник.

— Ты участвовал в бойне? — спросила Джулия, немного удивившись.

Маятник кивнул.

— И наградой была свобода?

— Не совсем. Я прислуживал. Твоей матери, тебе, а затем и твоему отцу.

— Но, — Джулия замялась и, слегка помедлив, продолжила, — как она выбрала тебя? Как доверила себя и жизнь своего ребёнка убийце?

— Неважно. Скажу лишь, что твоя мать никогда не ошибалась. — Отрезал Маятник. — Треплются, будто ты двенадцать психов завалила.

Джулия кивнула.

— Гм, — Маятника передёрнуло. — Чего ты хочешь от меня?

— Кто-нибудь знает о реальной цели твоего отъезда?

— Ни единой души.

— Превосходно, — хищно улыбнулась Джулия, и в её глазах сверкнуло сладостное предвкушение.

Магнолия Эльверс прибыла в Нуттглехарт сразу же после известия о чахотке, которую подхватила бедная Джулия. Этот пункт в точности соответствовал плану, который расписала на мятом листке блокнота Фокстрот и отдала Маятнику. Говорить всё же слишком опасно — полно камер и ушей. Сообщи нерадивый медбрат о подробностях их беседы Ван Дарвику, и последствия были бы страшными. Карл Гуденмайер в чужие дела не совался. Решив держаться в стороне, он ждал, чем закончится весь этот спектакль.

— Исхудала, вымоталась, постарела, — резюмировала Эльверс, облокотившись на стекло, разделявшее их с Фокстрот.