Валерий Волков - Блатные из тридевятого царства (СИ)

-- Объясни, родимый, -- взмолился он, -- как так вышло -- пришли ругаться, а скупили весь товар втридорога? И главное -- все счастливы. Пять лет торговать учусь, а про такое не слыхивал.

-- Не надо жадничать, -- честно ответил я.

Решая коммерческие вопросы, я совсем забыл про Кондрата Силыча, а время поджимало, солнышко за городскую стену перевалило. В авральном порядке занялись экипировкой Дембеля. Федор раздобыл махровое полотенце, им подвязали зубы. Вид получился не притязательный, но главное не узнаваемый, вылитый Ленин в семнадцатом году, с той лишь разницей, что деду Кондрату не в Смольный шлепать, а в кутузку. Кузнец Сорока ради такого случая пожертвовал вязаной кофтой, все приятней будет в сыром подвале, чем в холщевой рубахе. Набили котомку едой на три дня, с запасом, судя по весу -- с большим. И по русскому обычаю присели на дорожку.

Тяжело, когда близких сажают в кутузку и совсем уж нестерпимо, если идут они туда по собственной воле. Кондрат Силыч держался молодцом, ни один мускул не дрогнул. К самой тюрьме мы подойти не осмелились, последний километр Дембель прошагал в гордом одиночестве. Я закусил до боли губу и тихо, чтоб никто не слышал, прошептал: "Пошли тебе Господь удачу". Как умею, так и молюсь.

На обратном пути у перекрестка перед базарной площадью наткнулись на странный дом, обвешанный красными фонарями. На улице еще светло, а фонари горят. Подмигивают прохожим алчным мерцанием. У крыльца привратник в солидной ливрее. Неужели...

Из чистого любопытства я подошел ближе.

-- Господа устали от одиночества? Желаете завести зазнобу? -- приветливо распахнул двери привратник.

Мы не желали, и даже мысли такой не имели... но вошли. Сразу за порогом пушистая ковровая дорожка, узкий полутемный коридор вывел в большую комнату, оконные проемы занавешены плотными шторами, под потолком люстра в двадцать свечей, запах как в церкви, стены задрапированы простенькой тканью с незатейливым рисунком. Из мебели -- четыре лавки в два ряда, да табурет напротив. И ни единого посетителя.

Дрогнула драпировка, скрипнула скрытая за тканью дверь и в комнату явилась высокая женщина, фигура укрыта длинным сарафаном. Ее возраст прятался за толстым слоем румян, но раскатистый трескучий голос навевал мысли о вечном.

Увы, далеко не девица. Вино, конечно, делает неотразимой любую женщину, но при условии что она молчит. А эта трещала, как сорока, слова жесткие, интонации царские:

-- Для тех, кто не знает -- меня зовут мадам Антуанетта, а кто не может выговорить -- просто Анна. Рожи к свету повернули.

Мадам строевым шагом прошлепала мимо нас, разглядывая всех вместе и каждого в отдельности. Жгучий совиный взгляд пробирал до печенки, одежду снимать не надо, каждый изъян на теле глазами, как рентгеном запечатлела. Не баба -- фото студия ходячая.

-- С вами проблем не будет, -- кивнула она Ваське с Ванькой, -- сестры Харитоновы таких ухарей сильно любят. А ты, хлопец, не молод ли? -- остановилась мадам напротив Антохи. -- Девку-то я подберу, а ну загнешься раньше времени, хотя, как знать, мал, говорят, золотник -- да дорог. Годишься. Чего ж с тобой делать? -- тяжелый взгляд уперся в Азама. -- Трудновато придется... Хотя... есть на примете одна вдова, годков правда о-го-го, в церкву без очереди пропускают и глаз косит, зато приданого ворох.

Первым заподозрил неладное Евсей.

-- Мадам, это вы о чем?

-- Как о чем? О сватовстве! Ко мне за другим не ходят. Не сомневайтесь, -- успокоила она, -- сосватаю всех. Я пол Волыни переженила. Только уговор -- свадебку отыграли, мне два рублика. Тем и живу. Всем девок найду, не один у меня еще без жены не оставался. Эй! Вы куда!!!

Опрокидывая лавки, мы бросились вон. Бежали без оглядки, на выходе втоптали в грязь привратника и, только укрывшись за родными телегами, кое-как перевели дух.

-- Во блин, чуть не попали! -- Прошептал Федька.

-- Пахан, а ты чего туда поперся? -- отдышавшись, поинтересовался Евсей.

Я сделал вид, что не расслышал, посчитав за лучшее промолчать. На небо взгромоздилась луна, Волынь медленно впадала в спячку. Подельник с Антохой натаскали под телеги соломы, постель получилась не самой мягкой, но после таких потрясений казалась воздушной периной. Пусть лучше уж стебли бока колют, чем тощие коленки какой-нибудь вдовы.

Бедный Азам ворочался больше всех, дитя степи ни как не мог уяснить, чего это братья славяне, что ни день, пытаются ему новую бабу всучить. Чудак-человек, весь мир не одно тысячелетие бьется над тайной русской души, а он за день хочет разобраться. Хороших снов тебе хан, про лошадей...

Рассвет на меня обрушился неожиданно и сильно -- пинком под ребра. Продрав глаза, я на четвереньках выполз из-под телеги и нос к носу столкнулся с Лёнькой. Господин граф вполне румяный и упитанный, заложив руки за спину, переминался с ноги на ногу в окружении полсотни стражников. От второго удара заныло плечо.

-- Строиться, сволочи! Живьем в землю вгоню, шкуру на ремни покромсаю! Четвертую! Сгною! Запорю-ю-ю-ююю!!!

Какие интонации. Какая драматургия. Сотворилось чудо -- Лёнька заговорил. И как всегда не вовремя. Увернувшись от очередного тумака, я крикнул:

-- Господин граф, где Кондрат Силыч?

-- Вас в гости ждет. Чего встали, -- Ленька пнул под зад ближнего стражника, -- вяжите душегубов!

Как не странно стражники безропотно повиновались. Против такой оравы сильно не побрыкаешься, хотя Васька с Ванькой попробовали, человек семь до беспамятства приголубили, пока их скрутили.

-- Ну, Лёнька, сучий потрох, придет еще наше время! -- вытирая кровь с разбитой губы, выругался Евсей.

-- Молчать, быдло! -- взвился племяш Старобока. -- Кончилось ваше время, мое пришло! Перед вами досточтимый и сиятельный граф Леопольд Де Бил. Запорю! В кадке с огурцами утоплю, к необъезженному коню за хвост привяжу, кишки...

-- Коней не трогай! -- Перебил графа Азам.

-- Чего-о-о!!! -- задохнулся от бешенства Лёнька, с удивлением разглядывая степняка. -- Ты кто такой?

-- Я -- хан, повелитель степи, -- гордо ответил Азам.

Граф обиженно икнул и на всякий случай сбавил обороты:

-- Ладно, коней не буду. Суд разберется, что ты за хан.

Значит еще и суд будет, весело бабки пляшут, так и хочется спросить: "А судьи кто?". Спросил...

А говорят "за спрос" не бьют. Не верьте люди, врет народная мудрость, на собственных ребрах прочувствовал.

Нас гнали по улице как баранов на убой. Усердная стража тыкала в спины пиками, хорошо хоть тупыми концами. Долго еще эта прогулка будет отзываться синяками и ссадинами. С первыми лучами солнца за нашими спинами закрылись тюремные ворота. Сливай бензин -- приехали.

Нас принялись обыскивать, но шмон длился не долго, нашли деньги и на этом успокоились. Дальше все пошло по старой схеме -- знакомыми коридорами к знакомой камере. Лязгнула решетка, прощай свобода, здравствуй Кондрат Силыч.