Валерий Волков - Блатные из тридевятого царства (СИ)

-- Не, не нашли бы. Они ж деньги искали. Как червонцы и прочую мелочь выгребли, так сразу успокоились. Ну а так, виноват, конечно, -- тряхнул головой Сорока, -- выйдем сразу наместо верну.

Я засмеялся. Я давился смехом. Нервное напряжение выплеснулось наружу. Забрезжил слабый луч надежды. К моему истерическому ржанию присоединилась вся камера. Антоха катался по полу и сучил ногами, Федька аж хрипел от избытка чувств и подвывал бабьим голосом, даже у Кондрата Силыча от смеха навернулись слезы на глазах.

Сорока покрутил пальцем у виска и, вытерев большие мозолистые ладони о грязные штаны, приступил к работе. С тихим скрежетом напильник елозил по стальному пруту. Через десять минут взопревшего кузнеца сменил Евсей. Довершили дело братья Лабудько. Но проделанный лаз оказался слишком узок, кореша без перекура принялись за соседний прут. В какой-то миг мне показалось, что напильник раскалился до бела и не столько пилит металл, сколько плавит.

-- Ну, Пахан, сколь пузо не чеши, все одно еще хочется, пора на волю, -- произнес Кондрат Силыч, разглядывая проделанную дыру.

Я первым выбрался наружу. В тюремном коридоре мрак и тишина. Знакомой дорогой, дыша друг другу в затылок, двинулись в сторону караульной комнаты. Проходя мимо пыточной Сорока замешкался.

-- Ты чего? -- цыкнул Фраер.

-- Так это, -- стушевался кузнец, -- напильник вернуть.

-- Ничего, не обеднеют, -- прошептал дед Кондрат, толкая Сороку в спину. -- Шевелите лаптями, за поворотом танцы в присядку начнутся.

Дверь в караулку почему-то весит на одной петле. Кругом ни души. Федор, затаив дыхание, заглянул внутрь и отшатнулся. От волнения Подельник прикусил язык и, ничего не объясняя, принялся тыкать пальцем. Оттеснив его, я сам прильнул к щели.

За грязным столом, подперев голову кулаком, сидит Ананий. Грузная фигура сотрясается от рыданий. Из-под ресниц по усам и бороде на стол, со стола на каменный пол текут слезы. Целая лужа под ногами плещется. Там же валяется пустая бутыль из-под браги.

Я смело шагнул вперед и без приглашения уселся рядом. Бывший старший надзиратель приоткрыл один глаз, проглотил слетевшую с усов слезинку, мясистые губы разъехались в пьяной ухмылке:

-- Пять годов! Пять!!! Верой и правдой, а меня в простые надзиратели!

-- Ничего, бывает хуже, нас вон завтра повесить должны, -- попытался успокоить надзирателя Кондрат Силыч.

-- Не а, -- пьяно икнул Ананий, -- сегодня. Уже виселицу ставят, граф с Аркашкой лично командовать изволят.

-- Это чего так, на ночь глядя? -- забеспокоился Антоха. -- Страшно впотьмах помирать, до утра подождать, что ли не могут.

-- Ёрик приказал торопиться, -- разоткровенничался Ананий, доставая новую бутыль браги. Сделав изрядный глоток, осоловевший надзиратель вспомнил о служебных обязанностях и небрежно махнул рукой. -- Кыш в камеру, сейчас поп придет грехи вам отпускать.

-- Уже идем, -- кивнул я, выпихивая корешей в коридор.

Дверь аккуратно приладили на место и подперли кадушкой с водой. Ананий остался наедине с бутылкой. Сладких снов тебе господин надзиратель.

В смотровой башне, в бывших покоях старшего надзирателя, все осталось по-прежнему, как и в первое наше посещение. Из окна открылся чудесный вид на захламленный тюремный двор. У забора куча мусора, в дальнем углу деревянный нужник из грубых досок, рядом обеденный стол с ужином для начальства, а в центре суетятся стражники. Весь личный состав охраны, за исключением Анания, брошен на установку виселицы. Граф руководит, машет руками -- ветряная мельница позавидует. С такими темпами и впрямь до темноты уложатся.

Под окном прогремела телега. Из сортира выскочил Аркашка и, на ходу натягивая портки, помчался встречать священника.

-- Желающие получит отпущения грехов -- становись в очередь! -- скомандовал я.

-- А я бы еще погрешил малость, лет сто, -- разминая кулаки, пробурчал Васька.

Услужливо распахнув перед попом двери, Аркашка первым вошел внутрь. Завидев нас, схватился за сердце и даже не ойкнув, без памяти, грохнулся на пол. Престарелый священник, подслеповато щуря глаза, удивленно спросил:

-- Это он чего?

-- От избытка чувств, -- честно ответил я.

-- Оно, конечно, -- перекрестился поп, -- не каждый день людей жизни лишают. Хоть и изменники, а все же Божьи души. Показывайте, где приговоренные томятся, молитвой утешать буду.

Я подмигнул Евсею, тот пнул под зад Шестерок и Ванька с Васькой мигом отодвинули кадушку с водой от дверей караульной комнаты. Кондрат Силыч напутствовал священника:

-- Заходите святой отец, этот злыдень давно покаяться хочет, весь пол слезами омыл.

Поп подтянул рясу и уверенно шагнул через порог. Пьяный Ананий попытался встать, но ноги подкосились и он рухнул на колени. Святой отец осенил нас крестом и приказал:

-- Ступайте, дети мои, дело куда серьезней, чем я думал.

Два раза просить не пришлось. Кадку задвинули на место. Евсей пригоршней зачерпнул воды и плеснул в лицо Аркашки. Приказчик вздрогнул, щечки порозовели, а под мятой рубахой колыхнулась воробьиная грудь. Раз колыхнулась, два и застыла. На сером каменном полу угловато-костлявое тело Аркашки смотрелось жалкой бледной кляксой.

-- Окуните молодца, по роже видно с утра не умывался, -- кивнул я Ваньке.

Братья схватили Аркашку за ноги, едва не разодрав пополам и сунули в бочку. Через пол минуты вода в кадушке начала пузыриться, ножки приказчика задергались, как у кузнечика коленками в обратную сторону. Реанимацию пришлось прекратить, бедолагу извлекли, перевернули и прислонили спиной к стене.

Отдышавшись и отплевавшись, Аркашка безумным взглядом окинул нашу компанию и снова решил потерять сознание. Фокус не удался. Стоявший ближе всех Азам залепил пленнику звучную затрещину. В голове у Аркадия наступило просветление, он облизнул разбитую губу и, кивнув в сторону хана, заскулил:

-- С нехристем разговаривать не буду.

-- Хорошо, поговори с христианами, -- согласился я. Братья Лабудько с готовностью выступили вперед.

-- И с ними не буду! -- не сдавался пленник.

-- Тогда зови графа.

-- Это я мигом, -- расцвел Аркадий. -- Уже бегу!

-- Что б ни споткнулся, Евсей с Федором помогут.

Аркашку поволокли к выходу. Плюгавенькую головенку приказчика высунули наружу и придавили дверью.

-- Зови графа, -- чуть слышно процедил Фраер и ткнул кулаком в ребра приказчика.

-- Гав, гав, гав... -- донеслось из-за двери.

-- Ты, это, чуток ослабь, вишь воздуху на слова не хватает, один лай собачий получается, -- прошептал Подельник.

Евсей приоткрыл дверь и снова треснул кулаком по сутулой Аркашкиной спине.

-- Графа зови, кому сказано!

-- Господин гад! Господин гад! -- заблеял Аркашка. -- Вас тут зайти просят.

-- Некогда мне! -- донесся слюнявый Лёнькин голосок.