Кирилл Еськов - Rossija (reload game)

Итак, перед нами — вполне сложившаяся двухкастовая система, примета настоящей эусоциальности — что для Гомо сапиенс совершенно до сей поры не свойственно. Судя по всему, мы имеем дело с новым биологическим видом in statu nascendi [26] В стадии возникновения ( лат. ). . Видом, который сумел «приручить» прионы, фактически превратив их в симбионтов. Ну как — я достаточно глубоко вас шокировал?

АХ: О да!! Спасибо за интереснейшую лекцию, Кирилл Глебович!

КБ: Как говорят в голливудских фильмах: «Это просто наша работа, мэм!»

(Продолжение, не попавшее в расшифровку стенограммы, но сохранившееся в записи)

АХ: Кирилл Глебович, умоляю! Ну вот совсем уж, так сказать, неофициально: что вы всё-таки думаете про Москву эпохи Триумвирата? Ведь не можете же вы, как москвич, не думать об этом вовсе?

КБ: Ну, думать-то никому не возбраняется… и даже излагать свои измышления на каких-нибудь там… военно-исторических форумах. Но поймите, Александр: мое мнение здесь будет ничуть не авторитетнее мнения любого обывателя. «Обывателя» — в смысле «не специалиста по истории русского средневековья».

АХ: Но ведь не может быть, чтоб у себя в лаборатории не обсуждали это за чаем… или, скажем, за водкой, не знаю! Могло это, в тогдашней Москве, быть эпидемией вампиризма, если без политкорректности?

КБ: Да при чем тут «политкорректность»! Чтоб вы знали — гипотеза о том, что московские события были эпидемией, вполне себе имела хождение в XIX веке. Не как мейнстрим, конечно, но и ничего антинаучного в ней не находили. Собственно, прикончило ее как раз развитие микробиологии. Тогда провели — по секретному высочайшему повелению — эксгумацию «главарей Московского режима»: кое-кого из них, если вы помните, по приговору Угличского трибунала замуровали живьем в стенку, и мумифицированные ткани сохранились. Проверили их на болезнетворные бактерии — нету, потом на вирусы — тоже нету. Ну и поставили крест на гипотезе: никаких-де «возбудителей вампиризма» в природе не существует! Ведь о прионах вообще узнали лишь в 80-е годы XX века — такое вот «От многой мудрости много печали»… Ну а ткани те — по высочайшему же повелению — из предосторожности всё же сожгли до минерального остатка, ничего уже не проверишь…

АХ: Что-то вроде того, как в том же XIX веке сочли закрытым навсегда вопрос о превращениях химических элементов — а потом возникла ядерная физика?

КБ: Да, уместная аналогия. Короче, до последней трети XX века никто уже не сомневался, что никакой эпидемии не было, а московские события — просто вспышка массового психоза. Да, шастали по Москве какие-то мрачные типы и сосали кровь — в этом-то усомниться трудно, независимых свидетельств полно. Вопрос, однако, в объяснении этого факта: что это было — биология или психиатрия? Сошлись на том, что таки психиатрия: кровь-то пили, ритуально, но вампирами они лишь себя воображали и из себя изображали. Эдакая, знаете ли, глубоко зашедшая ролевая игра. Вы ведь, небось, в курсе, что «вампиры» — это постоянная клиентура психлечебниц… Про Цепеня спорили только — был он реальным психопатом или хитрым шарлатаном-манипулятором? Впрочем, это может отлично уживаться и внутри одной черепушки…

АХ: Ну а теперь, в свете этих новых открытий? Может, всё-таки — эпидемия?

КБ: Ну, я скажу аккуратно: с полной уверенностью отрицать такой сценарий теперь нельзя. Вот, попал неким образом в Москву, и как раз из Трансильвании — он ведь, вроде, откуда-то из тех мест, да? — носитель «мутации 666» Цепеш-Цепень. Пользуясь своим служебным положением — шефа тайной полиции — перекусал здесь кучу народу и чуть было не довел дело до «зомби-апокалипсиса»… Как-то так.

АХ: Но для этого требуется крайне маловероятное сочетание случайностей, верно?

КБ: Ну, крайне маловероятное, да. Можно даже счесть за гигантскую флуктуацию . Но уж точно — пределов естества сие не преступает …

От сотворения мира лето 7072, августа месяца шестнадцатого дня.

По исчислению папы Франциска 26 августа 1563 года.

Москва, Козье болото, собственное подворье Бориса Феодоровича Годунова.

Беспокойно, ох беспокойно спалось нынче боярину…

Еще с прошлого, субботнего, вечера всё пошло наперекосяк. Девица Марфушка Прокудина, которой боярин покровительствовал, встретила его в слезах и сказала, что по всем точным приметам понесла во чреве. Годунов пообещал отправить ее в Новодевичий, где умелые монастырские бабки вытравят плод. Вместо благодарности девица зарыдала еще пуще, оплакивая нерожденную кровиночку. Пришлось утешать, говорить ласковое, что-то обещать. В постель Прокудина тоже сначала не хотела, а когда всё-таки легла — отдавалась без жара и старания.

Боярин порешил для себя, что Марфушка из монастыря не выйдет. Прокудина была сирота, жила у старухи-тетки, заступников не имела — так что с этой стороны проблем не предвиделось. Настроение, однако, было испорчено. Девка была как раз в его вкусе, а теперь вот придется озадачить Симеона, чтоб побыстрее приискал новенькую . Тощий лысый грек — классический, хоть в рамку вставляй, коварный византиец — несмотря на личное равнодушие к плотским утехам, разбирался в женском вопросе как никто. Особенно удачно у него выходило работать с неверными женами: как раз по его наводкам специально обученные «шестерки» (сотрудники Шестой службы: наружное наблюдение, прослушка и перлюстрация почты, в том числе дипломатической) черпали из того кладезя поистине не покладая рук… гм…

С Симеоном, однако, переговорить не вышло. Воскресенье выдалось по-осеннему уже холодным и ветреным, а с утренней службы Годунов неосмотрительно ехал нараспашку, ну и застудился. Во полудни его бросило в такой жар, что пришлось пропустить постную дегустацию у Пимена — распробованию подлежали бургундские улитки в чесночном масле — и спешно возвращаться домой. Не успел он разоблачиться, как прибыл доктор Фауст.

Честно сказать, Фауст был так себе медикус, особенно по сравнению с цепеневым виртуозом Менгеле — тот и диагноз поставит правильный, и лекарство пропишет не абы какое. Но сие, разумеется, исключалось напрочь: из рук человека Цепеня Борис Феодорович не взял бы и огурца . Не говоря даже о том, что обязываться таким образом Владимиру Владимировичу именно сейчас было бы совершенно некстати.

Доктор философии пациента осмотрел и, многозначительно поджав губы, диагностировал инфлюэнцию ; вылечить ее посулил за семь дней. Годунов догадался спросить, что будет, если оставить хворь без лечения. Доктор на то отвечал, что в таком случае она пройдет за неделю — если, конечно, больной будет соблюдать постельный режим, лежать в комнате без сквозняков, воздерживаться от крепких напитков и иных излишеств. Кроме того, он порекомендовал промывание желудка новейшим заграничным средством «Арбидолус»; для убедительности отхлебнул сперва сам, после чего сдавленным голосом произнес: «Горько, боярин, но пить надо».