Пэт Кэдиган - Искусники [litres]

Выражение лица Людовика изменилось, Джина знала, что в данный момент он видит перед собой их.

– Конечно, ты уже пожертвовал ими, отдав тогда все записи, но посмотри, что я вытащил из энергозависимой памяти – тут они все, целиком. Способен так вот взять и убить их? Разве не хотелось бы тебе любым способом их сохранить, чтобы не потерять вновь, и не проще ли снова жить с ними, как было прежде, когда ничего не надо было предпринимать, а тем более делать Благородные Жесты?

– Уж этого-то они никак не ожидают, вертун.

Принять решение было легко, но стремление быть с ними все еще не пропало. Тоска по ним и прежнему порядку вещей, нипочему, просто оттого…

– Оттого, что ты можешь, – сказала Джина. – Но это не единственное, что ты способен делать в жизни.

Все меняется, когда думаешь, что у тебя нет выбора, и потом вдруг выясняется, что он есть.

– Просто не верится, что придется снова это пройти. – Кулак Джины уже летел ему в лицо. – В них же нет ровным счетом ничего, чего бы не было в тебе самом, вертун. И ты сам прекрасно знаешь, что у тебя есть.

– Но как узнать, что правильно? – спросил он в замешательстве.

– Никак, – ответила она. И понимание пришло к нему одновременно с ее словами. – Это проклятый Шредингеров мир.

Имя закона.

Там, на каменистом берегу, он обернулся не по принуждению, а по собственной воле. И увидел ее, которая только что сама обернулась, чтобы посмотреть на него.

Ее кулак рассекал воздух. Но в этот раз Гейб увернулся, и удар пришелся по Марку.

Их руки взметнулись вместе, и провода выдернулись.

Цепная реакция развивалась со скоростью света, бесчувственная и неостановимая. Она растворила очертания ямы вокруг них, затем озеро с каменистыми берегами, комнату отдыха, ту, что была в Мексике, офис Мэнни, Голливудский бульвар, все вокруг превратила в ничто, увлекая их за собой.

– Иногда я даже не знала, был ли ты вообще поблизости, – призналась ему Джина.

– И я тоже. – Гейб испытывал одновременно страшную усталость и радостное возбуждение. – Пока не обернешься и не посмотришь – ни за что не узнаешь.

Неожиданно он оказался снова в той странной недоделанной комнате. Наверно, больше не надо никуда отсюда стремиться, теперь все происходит само собой. Обратным ходом – Гейб чувствовал, как волна откатывается назад по следам Большого Удара, обезвреживая один узел за другим на линиях, образующих лучи огромной звезды: Феникс, Сакраменто, Сиэтл, Япония, Мексика, Лондон, Бангкок…

Он повернулся, чтобы сказать что-то Джине. Но ее не было.

– Эй, – крикнула Джасм. Она приникла ухом к груди Джины. – Не хотела бы стать вестником беды, но я ничего не слышу.

Сэм быстро посмотрела на лежавшего рядом с Джиной отца. Его лицо по-прежнему перекашивала опухшая скула, но отпечатки виртукостюма на теле быстро сглаживались.

– Когда будем их выводить? Или выведем пока только Гейба?

Кили предупреждающе поднял руку, чтобы она замолчала. Сэм перевела взгляд на Ударника. Он решил остаться в своей новой роли официальной картошки, и девушка решила, что возражать не стоит. После того, как она отправилась вслед за ними – пусть с помощью старой технологии и на краткое время, пусть даже не достигнув особых результатов, – ее статус каким-то образом изменился.

Однако при необходимости она вполне могла допрыгнуть до места, где сидел Ударник, и выдернуть иглы из его живота. Одним рывком. Если это потребуется, чтобы спасти жизнь Гейбу…

– Забабахаем-ка вот что, – раздался голос Перси. В руках у него был плащ, подсоединенный к большой системе. С лицевой стороны теперь исчезли все узоры, она была совершенно белой.

«Успокойся», – велел себе Гейб. Ведь он посмотрел только в одну сторону. Она могла быть где угодно в этой комнате. Шредингерова Джина…

Окно по-прежнему чернело на фоне проносящихся облаков. Он шагнул к нему и остановился. Дверь открывалась теперь только в одну сторону, и один раз она уже пропустила его. Можно было либо ждать, либо уйти.

Они парили в почти совершенном равновесии. Вирус был побежден, и Маркт раскрылся, так что она могла видеть все: жизнь Маркта, жизнь Марка и свою жизнь, со всеми их пересечениями, как было всегда.

– Потанцуем, – предложил Марк, поднявшись на поверхность их составного существа. – Будем скакать целую ночь, а потом все вокруг сначала спалим дотла, а потом снова сплавим воедино. Умрем, не успев состариться. И будем жить вечно.

Она колебалась.

– Теперь все будет лучше, чем когда бы то ни было прежде, – заверил ее Маркт. – Мы теперь привиты. Даже если зараза вернется, она не сможет нас коснуться.

– Я хочу тебя, – сказал Марк. – И всегда хотел. Просто не мог пробиться через всякие шумы. Теперь шум исчез, а желание осталось.

Сквозь все еще открытое окно она видела вдалеке маленькую фигурку Гейба Людовика, который ждал ее.

– Я рожден для этого. Здесь, теперь, я могу быть с тобой, для тебя. Это было невозможно только в реальном мире.

Она приникла лицом к его костлявой груди, цепляясь за то, что от него осталось. Не бренные останки, но суть. Теперь – лучше, чем когда-либо прежде.

– Все необходимое оборудование у нас в комнате, – сказал он, ведя ее по длинному коридору. Затем открыл дверь, шагнул внутрь и протянул ей руку. Маркт наклонился ближе.

– Мозг не чувствует боли.

На сей раз аргумент выглядел убедительнее.

Он знал. Почувствовал через темный прямоугольник окна и понял: то, что они предложили Джине, затмевало его собственный дар ей.

Значит, поэтому они проникли внутрь так легко? Неужели Джина хотела остаться с Марком так сильно? А если да, зачем он-то сам отправился вместе с ней? Чтобы убедить выйти наружу, когда все закончится? Боже, он ведь знал ее всего несколько месяцев. Прожив в браке пятнадцать лет, он не способен был даже уговорить жену выйти из ее запечатанного от него офиса. Как мог он противостоять двадцати годам чьей-то жизни, соревноваться с тем, что в ней было, чем бы оно ни являлось – видео, искусным синтезом, симпатической вибрацией?

Эй, Джина, выходи оттуда и вдарь мне хорошенько. Поверь, ты от этого лучше себя почувствуешь.

Ну, конечно. Это когда мозг не чувствует боли?

Какого черта, как сказала бы Джина, будь она тут. Ты получил удар в челюсть и, на некоторое время, жизнь. Продолжай в том же духе, может, кто-нибудь и покажет тебе небо в алмазах. Но не сегодня.

Он подчинился силе, тянувшей его наружу, и исчез из комнаты.

– Теперь бьется, но не чаще десяти ударов в минуту. – Джасм держала запястье Джины. Сэм крепче сжала провода, ведущие к иглам в ее животе. Раздался шорох: лежавший на матрасе Гейб пошевелился. Кили встал рядом с ним на колени, потом поднял глаза на Сэм.