Пэт Кэдиган - Искусники [litres]

– Он выходит.

– Она – нет, – сказала Джасм.

Прошло еще несколько часов, прежде чем ощущение дезориентации и неясности мыслей начало отступать. Джина все еще не очнулась. Не обращая внимания на свою опухшую челюсть, Гейб рассказал в нескольких словах, что с ней происходило или могло происходить. Сэм мягко напомнила ему, что в этом случае нельзя быть ни в чем уверенным, и он не стал возражать, не стал говорить, что повернулся тогда к Джине, но ее не было. По крайней мере, не сказал этого вслух.

На следующее утро начали прорезаться местные каналы инфолайна, дикторы раз за разом повторяли краткое изложение минувших событий. Полное число пострадавших от гнезд еще предстояло установить. Лос-Анджелес по-прежнему горел, в городе действовало чрезвычайное положение.

Парнишка по имени Перси предложил ему болеутоляющий пластырь.

– Нет, от них я слегка глупею. – Отказался он, отводя его руку. – Но спасибо, конечно.

Он осыпал Сэм знаками внимания и рассказал ей все, что случилось с ним до того, как они встретились на кладбище, хотя большую часть этой истории она уже слышала. О том, что произошло потом, он не обязан был ей рассказывать, не стал даже и пытаться.

Всю следующую ночь Джина так и не приходила в сознание, и он сам уложил Сэм спать, заботливо подоткнув одеяло, в ее «отгородке», как она называла уголок, где хранились ее пожитки. Бывший инжектор лежал теперь без дела, все его содержимое было перекачано обратно в большую систему, поэтому теперь недолго оставалось до того момента, когда контакт с Марктом снова будет установлен на их внушительной стене из мониторов. Этого все ждали с явным нетерпением.

Сэм заснула, Джина оставалась в прежнем состоянии. Так много дверей открывается только в одну сторону, и можно либо ждать, либо уйти.

Может, магии и не существует, но на какие-то мгновения, Джина, мне показалось, что она все же есть. Пусть их было немного, но все же более чем достаточно. Ну как, для тебя это достаточно высоко в тупосфере?

Иди куда-нибудь. Двигайся.

Он коснулся своей опухшей щеки. Место входа; неплохое место и для выхода тоже.

Усилия, тянувшего наружу, больше не ощущалось, но он все же вышел.

Горевшая на телефонном аппарате лампочка означала, что поступило сообщение по электронной почте. Он набрал номер местного узла связи, где чей-то добродушный стариковский голос зачитал текст. Просто благодарственная записка из школы за его последние симуляции для изучающих геометрию. Все же Гейб был рад. Эта область была весьма специфической и особых денег не приносила. Однако если бы они заказали себе специальную программу по инфолайну, то пробили бы существенную брешь в бюджете; та же толика, которую брал Гейб за свою работу, вкупе с толикой, зарабатываемой на голограммах, которые время от времени ему удавалось продавать, позволяли ему существовать относительно безбедно. Доход его устраивал, но инфолайн злил безмерно. Им по-прежнему заправляли алчные прохвосты, стремившиеся содрать деньги за каждый бит информации, которых происшедшее ничему не научило. Поэтому он не уставал радоваться, что отказался проводить инфолайн в свой дом.

Домик был симпатичный. Поменьше, чем кондоминиум в Резеде, но куда более уютный. И выглядел вполне обитаемым. Не стильным, возможно, – обстановка состояла из отдельных, случайно подобравшихся предметов, к тому же прежние владельцы явно заключили выгодную сделку, закупив партию обоев с желтыми утятами. Эти мультяшные утята плескались на стенах в кухне, гостиной и спальне – там, правда, почему-то только на одной из стен. Но с желтыми утятами он мог смириться. Они не трогали его, а он – их.

Вот с системой электропроводки смириться было труднее. Приходилось отключать холодильник, чтобы запускать голографическую камеру. Но пока что ничего – ни пища, ни голограммы – не испортилось.

Единственное, что его несколько тревожило – полное отсутствие у него способностей садовника. Заднему двору, видимо, навечно было суждено оставаться безобразно заросшим, несмотря на все его старания.

Зато с передней лужайкой все было в порядке. Примерно в пятидесяти ярдах от крыльца она обрывалась, переходя в скалистый уступ. Ничто не загораживало вида на океан. Там, в нескольких сотнях ярдов от берега, кто-то устроил подводную ферму; через бинокль можно было наблюдать, как дельфины то ныряют, то поднимаются к поверхности, трудясь на этой ферме. Порой он ничем другим больше и не занимался, только сидел и наблюдал за ними.

Поначалу ему казалось, что одиночество сделает его чудаком, но потом он просто спросил себя: насколько еще более странным можно стать? И больше эта мысль его не посещала. Жить одному оказалось не так уж и плохо. Если у него вдруг возникало желание побыть среди других людей, он всегда мог прогуляться полторы мили до деревни и купить там все необходимое.

На хилой главной улице деревушки имелся один медиа-бар, куда ему захотелось заглянуть лишь однажды. Это случилось вскоре после того, как он въехал в свое новое жилище. Гейб проходил мимо, дверь была открыта, и вдруг он услышал свое имя. Тогда он остановился послушать дальше. Диктор зачитывал список людей с гнездами, которые все еще числились без вести пропавшими. Там же, вместе с массой неизвестных ему людей, значилась и Джина. Он не стал никого извещать о своем существовании, тем более что теперь не пользовался прежним именем.

Его также не заботила возможность опознания по прежним фотографиям. Волосы у него сильно поседели и отросли почти до плеч. Так он стал больше походить на жителей деревни. Внешним видом.

Но через несколько дней после этого происшествия – или не-происшествия – ему приснился сон обо всем, что случилось, впервые за долгое время. Не слишком длинный, по верхам основных событий, приведших к отъезду из полуразрушенной гостиницы на Мимозе. Но с этого момента сон стал очень подробным: сначала длинный путь пешком под явно неодобрительными взглядами сторонников выживания в экстремальных условиях, потом поездка на грузовом автофургоне со стариком-водителем в Санта-Исабель. Там он сказал красавице по имени Гатор, что пойдет прогуляться, проветриться. Тогда ему показалось, что девушка ему поверила, но во сне она видела его насквозь. Может, она и тогда знала, что он смывается. А может, наоборот, потратила еще день или два, разъезжая на машине Флавии, пока ее малолетние подручные проверяли, не валяется ли его тело где-то среди кадров под пирсом. Теперь решить было трудно.