Валентин Иванов - Третье пришествие. Современная фантастика Болгарии [сборник litres]

Даже у себя дома я чувствовал себя неловко и неуютно в присутствии колдуна. Незваный гость хуже… хуже некого. Особенно этот. Всем своим существом я ощущал обволакивающую Баяна темную ауру. Он стар, старше даже меня, и кокон змейского проклятья около него плотнее и гуще, чем вокруг любого витяка, встреченного мною. Как витяк, он был мой антипод, как колдун-колобр – хранитель клятв, – мой враг. И вдобавок – именно ему я напрямую обязан за все свои привилегии, то бишь книги, спокойствие и доступ в Резиденцию. Ненавижу его.

– Не ярись, – изрек Баян с кривой усмешкой и погладил пальцем горбинку на носу. – Признаю, что мне тоже не очень любо встречаться с тобой. Полная взаимность.

– Зачем пришел тогда?

– Служба.

За стеной послышалось тихое молитвенное пение бабушки. Колдун видимо содрогнулся при этих звуках. Я встал закрыть дверь.

– Выясню, кто такая… – сказал он будто про себя.

Я сел обратно. Он сплел руки и подался вперед, упирая взгляд остро блестящих черных глаз мне в лицо. Меня слеза прошибла, но я выдержал.

– Вот так, Евтим… Странные вести до меня дошли. Мол, бродит по Тырново особо опасная личность…

– Разве для тебя есть безопасные?

– Не опасен мне. Угрожает хозяевам моим. Особенно – Великой.

– Тогда глядите за ней старательнее.

– Глядим. Но неприятностей – не хочу, понял? Я за тебя в ответе. Раз, когда предложил тебя на пост библиотекаря. Два, когда позволил встречаться с Великой Шар. И если после всего этого ты меня предашь… не знаю пока каким образом, но найду способ… и уничтожу тебя.

– А если мне уже до лампочки, Баян?

На этот раз он смеялся долго – холодно, громко, грозно и неприятно, пока по щекам не потекли мутные слезинки. Наконец угомонился и замахал руками:

– Ладно, ладно… допустим. Только допустим, что тот… прекрасно знаешь кого имею в виду, успеет пробраться в Резиденцию и убьет Шар. Драконы покинут Тырново. Даешь себе отчет, чем сие чревато для города?

– Город останется людям.

– Именно! Так точно. Жалкое быдло, избалованные выродки – все будут предоставлены самим себе. Но нет, нетушки, они не станут работать, ни-ни. Они давно отучились это делать, забыли, что такое заботиться о себе. Я спорю на что хочешь, что через неделю все с ума сойдут от страха, разворуют и опустошат город, а затем начнут жрать друг друга. Ты этого хочешь для своего народа, Евтим?

– Все в руках Божьих, – прошептал я в ответ.

Он подскочил. Торопливо начертал перстом семиконечную звезду – целясь мне в сердце. Я скорчился от боли в груди.

– Ты жалок! – завопил колдун и задержал палец в самом болезненном для меня положении. Мое сознание заволокло туманом. – Жалкок и труслив, как всегда! А твой народ – стадо, как никогда прежде! Кто верит сейчас в твоего Бога? И кто вообще тебя, жалкого пастуха помнит!

Я застонал, и Баян сжал свои дрожащие пальцы в кулак. Медленно сел назад в кресло.

– Извини.

Я слегка покачал головой.

– Слушай, Евтим… Мы давно знакомы. Очень давно. И кажется все, что делало нас врагами, уже пустое, уже не имеет значения. Суета сует.

– Чего ты хочешь?

– Напугать тебя хотел, да. Кажется, забыл, каков ты. Твое имя… твоя слава… они всегда были больше самого тебя, больше твоих заслуг. Ты слаб. Ты книжная крыса, вот и все. Тебя все забыли.

– Мое имя высечено на фасаде здания, где я работаю, – глупо вставил я.

– Да. За душу берет, очень мило. А сколько людей из твоего народа еще умеют читать? А из тех, что потрудились грамоту выучить – сколько потянулись к книгам? Знание убило веру… Информация убила знание. Стремление к развлечениям убило необходимость в информации. А беззаботность убила все необходимости и порывы. Сколько революций мы видели вместе, Евтим! Мир менялся у нас на глазах. Мы должны были подружиться. Вообще-то я верю, что мы с тобой друзья.

– Что ты хочешь мне сказать?

– Знаешь, Шар-Кан тебя ценит. Понятия не имею, почему. Наверное, ей нравится та ерунда, которую ты ей читаешь.

– Шар желает понять людей.

– Ну это разве не смешно? Единственное мыслящее существо в этом городе, единственное, которое хочет тебя понять, и оно согласно твоим догмам – суть воплощение зла! Сдохнуть со смеху можно… А ты конспирацию развел против нее. Как это по-человечески, слишком по-человечески, даже я сам не могу понять смысла.

– Скажи, Баян…

– Ох, ты… Дай мне поболтать! Знаешь, как мало вокруг меня стоящих собеседников, с кем я мог бы вот так разговаривать? Пожалуй, надо почаще встречаться… Так вот, думаю я, Евтим, что мы с тобой больше не враги. Незачем быть врагами. Мы совсем другие, не чета всей той своре. Быдло, оно быдло – и «твои», и «мои».

– Согласен. Мы с тобой иные.

– Вот! И мне будет очень жаль, смертельно жаль, если придется за тобой гоняться. Если будет надо – я тебя выброшу из этого города. Пущу по миру, как ты меня когда-то, помнишь, нет? Или же – упаси меня Господи! – придется зарезать тебя лично и умыть твоей кровью все подходы к Резиденции. Так твоя дорожка из кровавых капель во дворце не будет видна…

– Говори зачем пришел и уходи прочь отсюда!

– Скажу, конечно. Пришел же ведь, да… Ты что, нас за дурней принимал, пока дорожку кропил? За слепых? Ничто не смогло вытравить проклятые капли. По сему, завтра мы с тобой прогуляемся по Царевецу. И наделаем множество дорожек. И потом к каждой я лично приставлю охрану. Оцени мою откровенность! Я ведь честен перед тобой сполна… друг!

– Честен.

– Вот, наконец-то пришли к пониманию.

…Созерцание при вечерне прервано едва уловимым шорохом шагов за спиной. Резко выпрямляюсь.

– Не смей креститься!

Я даже не и не подумал креститься. Я скован изумлением видеть его опять здесь, в моих покоях. Именно его, язычника и антихриста, называемого Колдуном-колобром. Я встречался с ним всего лишь один раз, давно, во время публичного суда над еретиками. Но запомнил. Такого не забудешь. Кто его хоть раз видел – не забудет.

– Как ты сюда вошел? – спрашиваю гневно.

В ответ – улыбка. На суде про него сказали, что умеет он становиться невидимым, носиться по воздуху и проходить сквозь стены. А еще твердили, что оборотень – превращается в медведя, в волка, в любую бессловесную тварь. Говорили, что родом он из старых языческих царей. Ничему из всего сказанного я не поверил. И поэтому – помиловал.

– Молишься, поп? – ехидно засмеялся он. С той же самой прежней наглостью, с которой отвечал на суде. Неприкаянный сумасшедший.

– Да, молюсь. Тяжелая пора настала для города, – ответил я, гневясь за то, что пал так низко, что разговариваю с ним, а не кличу стражу.

– Ну, ну, ну… Как же не быть тяжко, государь-то в Никополь сбежал, а пастырь закрылся в часовне и бубнит молитвы…