Валентин Иванов - Третье пришествие. Современная фантастика Болгарии [сборник litres]

«Почитай мне еще о душе», – попросила Шар.

Я стоял на коленях под ее площадкой и свозь ресницы следил за строчками книги.

– «Сущность и неизменная цель духа есть единение с Создателем. Когда душа покидает плоть и освобождается от разума, она возвращается к своему первоисточнику. Возвращается измененной…»

«Тогда твой Бог такой же, как я. Души стремятся к нему так же, как и мои чада, драконы, нуждаются во мне… Разве есть разница?»

– «Если изменения слишком велики вследствие ошибочного выбора разума, Создатель может отвергнуть данную душу. Очищение духа путем раскаяния есть возможный выбор разума, но сей выбор должен осуществиться вовремя – пока разум и дух связаны».

«Я никогда не отвергаю своих детей! Они свободны поступать, как велит им разум, делать то, что считают правильным!»

– Потому что разум свободен выбирать. Душа же – нет.

«Люди давно забыли твоего Бога. Они оставили веру и превратили знание в религию. Сами предпочли свободу разума догмам души. Приняли покровительство драконов, а мы построили для них рай земной. И что же произошло с их душами, Евтим?»

Я медленно закрыл книгу.

– Не знаю, великая.

Я стоял на коленях, понурив голову. И чувствовал себя столь крохотным и жалким, словно догорающая свеча среди блеска костров вокруг.

«Не горюй, Евтим. Люди счастливы теперь».

– Я могу уже идти?

«Да. Спасибо за беседу. Приходи и завтра поговорить со мной. Буду ждать».

Я выпрямился. Двое дюжих витяков из охраны приблизились. Один из них взмахнул рукой и накрыл меня плотным пледом, сплетенным из ароматных лекарственных трав. Ведьминых трав. Меня всегда так приводили и уводили от Нее. Травы нарочно подобраны так, чтобы мешать сверхосязающим глазам и ушам моим. Великую Шар защищают и берегут зорко. Стражи слегка сдавили меня с обеих сторон.

– Книга! Я забыл свою книгу!

Витяк слева отошел, чтобы исполнить мою просьбу и подобрать книгу. Отлучился на пару секунд, но этого было достаточно. Я вонзил зубы в запястье левой руки, прямо в золотистые вены. Бледная с блестками струйка стекла по ладони и закапала на пол. В тот же миг страж сунул под покрывало книгу. Затем меня повели. Под ногами сначала промелькнули чередой широкие ступени из розового мрамора. Потом – гладкая бело-зеленая мозаика, дальше – прямо вперед и поворот вправо. Мы вышли на белую площадку с множеством эскалаторов. С этого мига я потерялся. Каждый раз меня вели по новой плавающей лестнице, переходили на другую, мы носились вверх и вниз; каждый раз на эти передвижения уходили разные отрезки времени. В конце концов я оказывался у огромной каменной арки в подножии Царевеца. Стражи снимали плед, кивали на прощание и удалялись в разные стороны. Так произошло и сейчас. Витяки кивнули и ушли. Я остался.

Остался и поднял глаза на место, которое когда-то являлось моим домом. Трехметровая каменная стена опоясывала весь холм. Над ней возвышались шпили с вечно горящими днем и ночью на вершинах кострами. Верхушки мраморных зданий со стеклянными куполами отражали небо, солнечный свет и плещущееся пламя на шпилях – весь Царевец словно горел.

Шагнув на плитки тротуара, я едва не столкнулся с внезапно возникшей чуть ли не из пустоты фигурой человека в плаще и с надвинутым на лицо капюшоном. Однако голос из-под ткани прозвучал ясно и чисто. Рука сжимала длинный посох, обвязанный тряпьем.

– Ты отметил путь, как было поручено?

– Да, пресветлый.

– Только эти двое тебя вели или были еще стражи?

– Сегодня – нет. Я редко застаю драконов в ее покоях. Но она может говорить им издалека мыслью своей. Может позвать их, и они слетятся за миг.

– Я не драконов боюсь, а витяков опасаюсь.

– Драконы тоже видят нас. Столь же отчетливо, как и мы их…

– Пусть. Я истребил сотни их.

– Знаю, Змееборец.

– Следуй за мной.

Днем город сонен и пуст. По улицам, гудя, по-муравьиному ползли машины-дворники. Мыли и драили тротуар, оставляя за собой легкий запах розовой воды. Порожние прогулочные мини-поезда шастали бесцельно туда-сюда. Проходя мимо ярких колонн драконьих посадочных платформ, я поднимал голову. Обычно крылатые работали далеко вне города, и редко можно было заметить кого-либо посреди бела дня. Мне удалось увидеть парочку – один змей с нежно-синими крыльями сидел на краю самой высокой над Трапезицей площадки, а другой, искряще-зеленый великан, кружил над собратом и что-то ему рассказывал.

Мой спутник направился к Самоводской. Тротуар двигался медленно, я успевал вдоволь заглядывать в окна мастерских. Прямо по направлению движения, всего в нескольких шагах, красовалось радующее глаз резное панно. Настоящий орех. Изображение напоминало женскую голову. Волосы сплетались с лозой с налитыми гроздьями винограда. Глаза – тонко выделанные птичьи гнезда, распростертые крылья над ними – брови. С одной скулы к подбородку стекал водопад, в заводи плавали две лодки – губы. Другая щека походила на звездное небо, но вместо звезд густели миниатюрные модели атома. Словно кто-то сумел придать образ первичному хаосу. В нижнем правом углу угадывались буковки: «Я та, которая рожает»…

Легкий толчок в плечо, и мой проводник юркнул вглубь соседней мастерской. Я последовал за ним. Мне приходится часто проходить мимо мастерских, и я знаком со всеми художниками здесь, хотя и никто из них не может меня видеть. Поэтому я тут же заметил перемену в этой мастерской. Исчезли изящные изделия из бронзы и меди, не было и орнаментных чеканок по стенам. Везде – чисто и бело, заполнено светом. Не сразу я осознал, что свет не идет из окон, а струится от кузнеца. Очень молодого, прямо-таки юного, с детским мягким лицом. Перед ним, на рабочем столе из стали, лежал открытый сундучок с инструментами.

Я узнал юношу, когда он согнулся до пояса, кланяясь моему спутнику, и лишь затем несмело обратил взор на меня. Георгий Софийский, новый святой. Золотых дел мастер.

– Добро пожаловать в престольный град, брат мой.

Неясно, почему он воспринял мое приветствие как упрек и бросил вороватый взгляд на своего великого тезку:

– Он меня позвал…

Змееборец с капюшоном же сдирал тряпье с посоха. Это был не посох. Золотое копье пресветлого Георгия. Погнутое, покореженное, с обломанным наконечником. Пережившее слишком много сражений.

– Ни один земной ювелир не может его починить, – медленно изрек наконец владелец оружия. – Но ты, юный брат наш, перекуешь его на меч!

Юноша покорно кивнул.

– А я… зачем здесь? – спросил я.

Зловеще пустой проем под капюшоном резко повернулся ко мне:

– Разве получится копье расплавить да крепкий меч справить из золота без молитвы праведной? Ты сейчас тот же кузнец и вплетешь истинное слово в мой меч. Молись, Евтим!