Чарлз Стросс - Аччелерандо [litres]

– Ты пойдешь всеми тремя путями? – спрашивает она.

– Думаю, да. Что насчет тебя?

– Куда ты, туда и я. – Рита прислоняется к нему и тихо добавляет: – Разве в конце концов это не самое главное?

На этот раз между последовательными визитами к династии Масхов проходит более двух десятков лет.

Где-то в окропленной газом темноте за пределами местного войда есть углеродная жизнь. Алмазный цилиндр протяженностью в пятьдесят километров вращается в темноте, его поверхность испещрена странными квантовыми ямами, имитирующими экзотические атомы, не найденные ни в одной периодической системе, какую мог бы узнать Менделеев. Его внутренние стены содержат килотонны кислорода и азота и мегатонны зараженной жизнью почвы. В ста триллионах километров от обломков Земли цилиндр блестит во тьме, будто драгоценный камень.

Добро пожаловать в Новую Японию – одно из мест меж звезд, где живут человеческие существа – теперь, когда Солнечная система закрыта для тел из плоти и крови.

Интересно, кого же мы здесь найдем?

В одном из терраформных секторов цилиндра обитания находится Красная площадь. Огромный гонг свисает с красиво раскрашенной деревянной рамы на одной ее стороне, вымощенной обветренными известняковыми плитами, сделанными из атомов, добытых с планеты, которая никогда не знала расплавленного льда. Вокруг стоят дома и палатки, в которых трудятся гуманоидные официанты, подавая еду и напитки проходящим мимо реальным людям. Группа детей предпубертатного возраста играет в войнушку со своими пучеглазыми домашними любимцами, размахивая самодельными копьями и автоматическими винтовками; в этом мире нет боли, потому что тела взаимозаменяемы, перестраиваемые вмиг рамами ассемблирования/дизассемблирования, установленными в каждой комнате. Взрослых здесь почти нет, потому что Красная площадь сейчас не в моде, и дети облюбовали ее как игровую площадку. Они все по-настоящему молоды, они – плоды классического Творения, среди них нет ни одного Питера Пэна, ни одной Венди.

Тощий мальчик с орехово-коричневой кожей, копной черных волос и тремя руками терпеливо выслеживает из-за угла площади встревоженного синего ослика. Он проходит мимо стойки со свежими роллами и суши, когда странный зверь выползает из-под тачки и выгибает спину, царственно потягиваясь.

Мальчик, Мэнни, застывает, сжимая руками копье и сосредоточившись на новой цели. Синий ослик помахивает ему хвостом и бросается в укрытие через покрытую лишайником брусчатку.

– Город, что это такое? – спрашивает он, не шевеля губами.

– На что ты смотришь? – отвечает Город, что несколько озадачивает Мэнни, но не так сильно, как следовало бы.

Зверь заканчивает вытягивать одну переднюю ногу и вытягивает другую. Мэнни он кажется немного похожим на кошку, но есть в нем что-то странно неправильное. Голова у него слишком маленькая, глаза тоже… и эти лапы…

– Ты острый! – обвиняет он зверя, неодобрительно морща лоб.

– Ага. Как скажешь. – Существо зевает, и Мэнни направляет на него копье, сжимая древко обеими правыми руками. У неведомой зверушки и зубы острые, и обращается она к нему через внутренний канал, а не через уши. Но ведь невербал – он только для людей, а не для игрушек.

– Ты кто такой? – требовательно спрашивает мальчик.

Зверь дерзко смотрит на него.

– Я знаю твоих родителей, – говорит он, все еще используя невербал. Он поднимает свой хвост, как кошка, и мех кустится… и затем опадает. – Если отведешь меня к своему отцу, я потом расскажу тебе одну историю.

– А мне все равно! – Мэнни всего около двухсот мегасекунд, то есть семь земных лет, но он уже может распознать, когда им манипулируют, а манипуляции его злят.

– О, дети. – Хвост похожей на кошку твари хлещет из стороны в сторону. – Ладно, Мэнни, давай так: ты отводишь меня к отцу, а я не отрываю тебе рожу на хрен? Ты же сам сказал – я острая! – Мгновение спустя мягкая тушка обвивает его лодыжки и мурлычет, демонстрируя, что угроза шуточная, но Мэнни видно – когти у нее взаправду огромные. Перед ним дикая кошка; ничто в его искусственно внедренном ортогуманном воспитании не готовило его к тому, что придется иметь дело с настоящей дикой кошкой, да вдобавок – с говорящей.

– Убирайся! – Мэнни становится страшно. – Мама! – кричит он, нечаянно активируя метку широковещания в своей внутренней речи. – Тут эта штука!..

– Ладно, подойдет и мама. – Похоже, кошачий монстр смирился, перестав тереться о ноги Мэнни и таращась на него снизу вверх. – Ни к чему паниковать, я не причиню тебе вреда.

Мэнни перестает кричать.

– Кто же ты такой? – не устает спрашивать он, глядя на зверя. Заслышав его немой крик, мать устремляется на помощь – сквозь световые года, от одного переключателя к другому, сворачивая по пути вложенные измерения.

– Зови меня ИИНеко. – Зверюга садится, задирает заднюю лапу и проводит по ней розовой тряпочкой языка. – А ты ведь Мэнни, верно?

– ИИНеко, – неуверенным эхом откликается Мэнни. – Ты знаешь Лиз или Билла?

ИИНеко опускает лапу и изучает Мэнни внимательным взглядом, свесив голову набок. Мальчик слишком молод и неопытен, чтобы знать, что пропорции Неко всецело вторят пропорциям обычной домашней кошки, Felis catus, естественно развившегося зверя – и это не игрушка, не палимпсест и не компаньон, к которым он привык. Пусть реализм и в моде у поколения его родителей, всему есть предел. Мех Неко украшают оранжевые и коричневые полосы и завитушки, под подбородком у нее белый пушок.

– Кто такие Лиз и Билл? – спрашивает она.

– А вот кто, – говорит Мэнни, когда большой угрюмый Билл подкрадывается к ИИНеко сзади и пытается схватить ее за хвост, а Лиз парит за его плечом, словно мелкий НЛО, возбужденно жужжа. Но Неко слишком быстра для детей – она мечется вокруг ног Мэнни, как волосатая ракета. Мэнни вскрикивает и пытается пронзить кошку копьем, но та превращается в синее стекло, трескается, и осколки блестящего снега сыплются вниз, обжигая его руки.

– Ох, недружелюбно! – шипит Неко угрожающе. – Мать тебя совсем не воспитывает?

Дверь сбоку от киоска с роллами открывается, и появляется Рита, запыхавшаяся и сердитая:

– Мэнни! Что я тебе говорила: не играй…

Она осекается, увидев Неко.

– Ты! – Она отшатывается, плохо пряча испуг. В отличие от Мэнни, она распознает гостью как аватарку постчеловеческого демиурга, тело, воплощенное исключительно для того, чтобы обеспечить предметное воздействие на людей.

– Я, – кошка награждает ее фирменной чеширской улыбкой. – Готова к разговору?

– Не о чем нам говорить, – потрясенно парирует Рита.

Кошка топорщит хвост.

– А мне кажется, есть о чем. – Она поворачивается и подмигивает Мэнни. – Так ведь?