Чарлз Стросс - Аччелерандо [litres]

– Здравствуй, внучек. Какой сейчас год?

Сирхан подавляет горестный вздох.

– Время больше не отсчитывают в годах, – уже не в первый раз поясняет он. Новый призрак всякий раз рано или поздно осведомляется о точной дате. – С нашего прошлого сеанса общения прошло десять мег – порядка четырех месяцев в пересчете на привычные для тебя меры. От начала эмиграции – сто восемьдесят лет, и еще лет десять спиши на релятивистское торможение.

– Ой, всего-то? – Манфред как-то умудряется заставить обезьяний аватар выглядеть разочарованным. Что-то новенькое: после уточнения года перезапущенный дедов вектор состояния обычно интересуется, как дела у Эмбер, или откалывает сальные шутки. – Темп рождения звезд, постоянная Хаббла – все как прежде? А от исследовательских миссий-то хоть есть новости?

– Пока нет. – Сирхан позволяет себе немного расслабиться. Теперь, надо думать, дед снова спросит о том, как дурачатся с пределом Бекенштейна, то есть начнется типовой разговор № 29. Вскоре после заселения Эмбер вместе с другими учеными отправились в рекордно долгую экспедицию, и пока не канет где-то 10 19секунд, особого смысла ждать их назад нет. До края обозримой Вселенной очень далеко, пусть даже первые несколько сотен миллионов световых лет – до войда Волопаса и дальше – можно по-быстрому пройти через здешнюю сеть червоточин. В этот раз дочь Манфреда не оставила после себя ни одной копии.

Сирхану уже не раз приходилось вот так вот общаться с Манфредом, и в нынешнем своем воплощении, и во многих предыдущих. Такова природа мертвецов – когда звонишь им, они не помнят, что творилось в предыдущий вызов, и не будут помнить, если только не попросят их воскресить по ряду согласованных критериев. Манфред очень долго был мертв – Сирхан и Рита успели за это время воскреснуть и раза три или четыре прожить долгую семейную жизнь, а перед этим провести целый век в небытии.

– Мы не получали ответа ни от лангустов, ни от Неко. – Сирхан глубоко вздыхает. – Ну а сейчас ты спросишь меня о нашем точном местоположении, так что вот тебе специально подготовленная сводка. – После десяти идентичных сеансов они с Ритой решили, что будет разумно составить краткий ликбез для удовлетворения любопытства духа Манфреда – и один из агентов Сирхана бросает скрепленный красным сургучом поверх шелковой ленточки свиток в глубины зеркала.

Некоторое время Манфред проводит в молчании, переваривая информацию. В мире мертвых, надо думать, пролетают часы.

– Ну и ну, я что, проспал целую цивилизацию?

– Не проспал. Ты все это время был мертв, – педантично отмечает Сирхан, понимая, что говорит убийственно прямолинейно. – Да и мы тоже. Мы пропустили примерно три гигасекунды – хотели создать семью в таком месте, где наши дети вырастут в обычных условиях. Поселения со средой около тройной точки воды [108]и кислородной атмосферой стали строить далеко не сразу, как начался исход. Вот тогда-то и укоренилось увлечение неоморфизмом, – добавляет он с негодованием. Неоморфы долгое время сопротивлялись идее вложения ресурсов в постройку вращающихся цилиндров-колоний единственно для того, чтобы снабдить позвоночных нужным количеством G и подходящей атмосферой; в тот период политическая обстановка напоминала весьма оживленный футбольный матч. Но растущая кривая производств и благосостояния позволила ортодоксам через несколько десятилетий вновь стряхнуть оковы смертельного сна, сразу как только были преодолены фундаментальные препоны строительства поселений на холодных орбитах небогатых на металл коричневых карликов.

– Ух. – Манфред делает глубокий вдох, почесывается под мышкой и морщит толстые обезьяньи губы. – Итак, давай по порядку: мы – вы, они, не важно – добрались до роутера близ Хёндай +4904/ -56, скопировали его ядро, а теперь используем механизм червоточины, на котором роутеры выстроены, для физического транспорта? И расплодились в системах коричневых карликов, и реализуем чистую политику глубокого космоса, живя в больших цилиндрических обиталищах, соединенных телепортационными воротами, полученными из взломанных роутеров?

– А ты бы доверил оригинальным роутерам коммутируемую передачу данных? – По сути, Сирхан задает риторический вопрос. – Даже зная их исходники, испоганенные всеми мертвыми матрешечными мозгами инопланетян, контактировавших с системой? Но если все, что тебе от них нужно, – вырвать кишки червоточин для переброса пассивной материи с одного конца на другой, то никаких проблем нет – все быстро и надежно. – Он пробует подыскать понятную привидению метафору: – Ну, то же самое, что ваш… интернет, когда с его помощью эмулировали почтовые службы девятнадцатого века.

– О’кей. – Манфред уходит в думы, следуя установленному сценарию разговора, что означает – пришел черед Сирхана рассказывать, что осаждающие ум Манфреда идеи по использованию врат уже воплощены. Более того – устарели. В сущности, Манфред ныне мертв лишь потому, что соскочил с конька истории. Узнавая о собственном безнадежном отставании, он разочаровывается и отказывается от воскрешения. Сирхан вовсе не пеняет ему на допотопность – это было бы грубо и не совсем верно.

– А тут интересные возможности наклевываются, да… Интересно, кто-нибудь уже…

[ Сирхан, ты мне нужен! ]

Ледяной холодок Ритиных тревоги и страха скальпелем проносится через сознание Сирхана, отсекая ветви внимания, обращенные к предку. Он моргает и перебрасывает к жене весь фокус, не удостаивая Манфреда и тоненькой веточки:

[ Что случилось? ]

Он смотрит глазами Риты. На полу гостиной рядом с Мэнни мурлыкает оранжевая кошка в белую полоску с коричневым узором на боку. В глазах-щелочках читается неестественная мудрость. Мэнни как ни в чем не бывало гладит кошку по шерстке, и Сирхан чувствует, как пальцы сами собой стискиваются в кулаки.

– Ну что там у тебя?

– Прости, дедушка, – отвечает он, поднимаясь. – Пора идти. Твоя чертова домашняя кошка нагрянула. – Он отправляет Рите мимолетное [ уже бегу ], разворачивается и бежит по коридору храма. Вбежав в главный зал, он останавливается перевести дух – и снова чувствует, сколь остро нужен сейчас Рите. Избавившись от модуля энергосбережения, он бросается в портал ускоренной передачи, чтобы очутиться дома так быстро, как только получится.

Брошенный в одиночестве и слегка обиженный призрак Манфреда Масха фыркает и задумывается над основополагающим вопросом: быть или не быть.

В конце концов он делает свой выбор.

Добро пожаловать в двадцать третий век или двадцать четвертый. Или, может быть, двадцать второй, запаздывающий и ошеломленный ложной приостановленной анимацией и релятивистскими путешествиями; в наши дни это вряд ли имеет значение. То, что осталось от узнаваемого человечества, рассеялось на сотни световых лет, живя в полых астероидах и цилиндрических вращающихся средах обитания, нанизанных на орбиты холодных коричневых карликов и бессолнечных планет, летящих в межзвездной пустоте. Разграбленные механизмы, лежащие в основе инопланетных роутеров, были поглощены, упрощены до уровня, который только сверхчеловек может почти что понять, превращены в генераторы для парных конечных точек червоточин, которые позволяют мгновенно перебрасывать транспорт на огромные расстояния. Иные механизмы, потомки передовых нанотехнологий, разработанных в период расцвета человеческого техногнозиса в XXI веке, сделали тиражирование пассивной материи тривиальным; такое общество не ведает дефицита.