Нил Стивенсон - Падение, или Додж в Аду. Книга первая [litres]

И все же, вернувшись к Дворцу, он не смог воздвигнуть четвертую башню со стороны Города. Страж, который вроде бы вполне оправился, смотрел на него с изумлением. Чуть поодаль стояли Всеговор и Самозвана, тоже наблюдая за ним, и Ждод знал: из Города на него смотрят и другие души.

Позже, размышляя об этом в Саду, он нашел ответ – все дело в других душах, в их восприятии. В одиночестве он волен менять что угодно – надо лишь вообразить желаемый результат. На глазах у других душ все сложнее. Видимо, любая перемена – например, строительство башни – производит соответствующие перемены в умах всех наблюдающих душ. А души сильны сами по себе и обладают некоторой инерцией, особенно когда должны согласно увидеть создаваемое со множества разных точек зрения. Все в мире связано узами, которые необходимо разорвать, прежде чем произвести перемены, и узы эти плетутся восприятием душ.

Он отослал Стража, Всеговора и Самозвану и повелел туману собраться вокруг холма. (Туманы, как и другие атмосферные явления, были теперь не редкостью.) Как только Дворец окутало мглой, Ждод без труда возвел четвертую башню. Еще он добавил перед Дворцом новые помещения: комнату между Сторожкой и главным залом, где мог бы поселиться Всеговор, дабы разговаривать с другими душами, и башню над Сторожкой – для Самозваны, если ей захочется здесь жить.

Когда туман рассеялся и души увидели новый облик Дворца, в их умах произошли перемены, но Ждоду не надо было для этого трудиться – мир просто сказал им, каково все теперь. Дабы подтвердить свою догадку, он дождался ночи (в это время все души уходили в дома). Ждод спустился в Сквер и на всякий случай еще окутал площадь туманом. Без всякого труда он поднял застрявший в траве камень и воздвиг башенку наподобие тех, какие поставил по углам Дворца.

После этого во Дворце и в Городе на время воцарился порядок. Всеговор занял свою новую комнату, а Самозвана обжила башенку над Сторожкой.

Лето сменилось осенью. Ждод взял в обычай иногда ходить по улице и гулять в Сквере, приглядывая, чем заняты прочие души, и давая им себя посмотреть. Он теперь узнавал и другие души, чем-либо себя отличившие. Одна любила сидеть на башенке в Сквере и просто глядеть иногда днями напролет; Ждод назвал ее Долговзорой и устроил ее комнатку наверху четвертой башни Дворца, той, что смотрела на Город. Еще один обустроил свое жилище на удивление красиво и сложно; его Ждод нарек Делатором и поселил в домике рядом с боковой стеной Дворца, дабы тот изготавливал новые вещи вдали от мешающих взглядов остальных душ.

Ждод научил Самозвану летать на большие расстояния и показал, как преодолеть завесу бурь вокруг Твердыни. Зимой ураганы бушевали особенно яростно, но гибкое тело и проворные крылья Самозваны с ними справлялись. Делатор, напротив, был из тех нелетающих, чьи крылья усохли за ненадобностью. Ждод иногда переносил его в Твердыню и оставлял там на недели ее улучшать. Здесь Делатор научился творить вещи из различных металлов, прозрачного камня и новых горных пород, которые разместил в недрах Узла Плутон. Делатор добывал минералы и руды с помощью других душ, чью страсть к земле подметила Долговзора.

Сам Ждод тем временем подолгу трудился в Саду. Он задумал нечто сложнее всего, что сотворил с тех пор, как впервые извлек себя из хаоса.

Замысел пришел, когда Ждод смотрел с высоты на Сквер и движущиеся души пробудили еще одно почти-воспоминание. У него росла уверенность, что в мире, где он жил, пока не умер, обитали существа, движущиеся по собственной воле. Этим они отличались от деревьев, травы и цветов, которые были неподвижны и лишь колыхались на ветру. Однако не были они и душами, а принадлежали к некоему промежуточному разряду. Думал Ждод о них давно и чувствовал, что Земля без таких существ остается незавершенной. Однако мысль была настолько смутной, что он нисколько не продвинулся, пока случайно не догадался собрать цветы в клумбы – этим, взяв у него общую идею, занималась теперь Самозвана. Благодаря ей цветы были везде, даже там, где им быть не положено, например на ветках деревьев. Долговзора часами глядела на них с легким смущением, которое не умела выразить словами, но легко передавала через единение аур: цветы, хоть и прекрасные, были одиноки и стали бы лучше, роись вокруг крохотные души-которые-не-совсем-души. Они должны порхать на маленьких крылышках, садиться на цветы и наполнять воздух негромким гулом.

Теперь Ждод не мог успокоиться, пока не создаст этих существ. Он трудился в Саду, а когда благоухание и красота цветов начинали его отвлекать, летел в Твердыню и пытался вызвать существ из хаоса. Он вложил смутный образ в разум Делатора, и тот попытался сотворить крылья из металла и стекла. Крылья были прекрасны и похожи на то, что надо, однако не умели летать. Для этого нужна была оживляющая сила, Ждоду недоступная. Он забирал творения Делатора и ставил в Саду, где холодное зимнее солнце играло в стекле и вспыхивало на полированных металлических жилках, но какими бы маленькими и тонкими ни мастерил их Делатор, они не взлетали.

Как-то Ждод сидел рядом с клумбой и разглядывал крылышки из стекла и металла, такие маленькие, что они умещались поперек его пальца. Тут он почувствовал приближение другой души и, подняв глаза, увидел перед собой Долговзору.

– Иди в Лес, – сказала она. – Там творится то, о чем тебе следует знать.

Ждод знал, что Долговзора теперь чаще бывает в Лесу, чем в Городе, но не ведал, что там ее заинтересовало. Снега таяли, как и каждый год с тех пор, как впервые побежали ручьями и слились в первую реку. Из голой земли под деревьями пробивались растения; многие за годы распространились из Сада в Лес на холме, так что были здесь разнообразнее, чем где-либо еще. Они, естественно, влекли Долговзору, упорную и терпеливую наблюдательницу, но она не звала Ждода смотреть на все, что возбудило ее любопытство. Долговзора любила бывать одна и не приставала к другим без повода. Итак, Ждод встал и вместе с ней вышел через калитку. Они вступили под деревья, усыпанные почками, и прошли мимо первых зеленых ростков к месту, хорошо ему знакомому. Здесь вода впервые забила из-под земли, здесь брал начало первый ручей, увиденный Ждодом при первом таянии снега. Позже, следуя вдоль речных притоков к их началам, он нашел и другие такие высоко в горах. Среди них встречались и более полноводные, и такие, где струи били выше. Однако для Ждода это место, которое он называл весенним родником, все равно оставалось истоком реки. В журчании этих струй он впервые услышал свое имя и понял, как себя называть.

Очень давно – возможно, еще до того, как Ждод увидел Стража, – родник облюбовала некая душа. Сейчас, подходя вместе с Долговзорой, он понял, что многие деревья вокруг родника тоже населены душами – присутствие одной привлекло многих. На влажной почве деревья росли особенно хорошо; они были выше и приятнее для глаза, чем где-либо еще на Земле. Ему пришло на ум слово «роща»; древностью, размером деревьев и числом обитающих душ она отличалась от любого другого места. В центре ее был темный влажный ложок, откуда бежал ручей.