Нил Стивенсон - Падение, или Додж в Аду. Книга первая [litres]

– Прошу, – ответила Зула.

Ландшафт померк. Лаборант Эла, физически присутствующий в конференц-зале, подвигал руками в воздухе и вызвал абстракцию: созвездие цветных объектов над столом. Тысячи белых комочков таблетками аспирина теснились в нижних дюймах модели сразу над столом. Их связывали бессчетные паутинные нити. Над ними парили десятка два шариков побольше, раскрашенных по цветовой схеме, которую Эл еще не объяснил. Сверху висел желтый шар размером с грейпфрут. От него к объектам уровнем ниже отходили тонкие золотистые лучи.

– Мы не можем подслушать непосредственный обмен сообщениями между процессами, – сказал Эл, – но можем понять, кто с кем разговаривает. Сейчас перед вами результат анализа сетей. Здесь видно, кто с кем разговаривает и как часто. И некоторые тенденции очевидны.

– Простите за элементарный вопрос. Каждый из этих объектов соответствует отдельному процессу? – спросил Корваллис. – Душе, так сказать?

– Да, а линии между ними показывают то, что мы считаем коммуникацией.

– Почему одни настолько больше других?

– Размер пропорционален потребляемым ресурсам – памяти, вычислительной мощности.

– Ясно. Значит, много маленьких постоянно разговаривают между собой. – Корваллис провел ладонью через нижний слой, похожий на таблетки в паутине.

– Да. Подавляющее число индивидуальных процессов соответствует этому профилю. А выше – жирные коты. Ресурсные магнаты. Большой желтый сверху – первый Процесс, который София запустила в Принстоне.

– Мозг Доджа, – сказала София.

– Да, хотя коннектом с тех пор сильно изменился и вполне может иметь мало общего с Доджем.

– Однако он устроил сквер, башню… – напомнила Зула и тут же нетерпеливо тряхнула головой: – Извините. Продолжайте.

– Между ними – Пантеон.

– Что-что?

– Это мой термин для группы из примерно двадцати процессов, дающих непропорциональную нагрузку на систему – они потребляют много ресурсов. Здесь почти все девять процессов РНБ, в том числе процесс, моделирующий коннектом Верны Браден, уступающий только Мозгу Доджа. Они и некоторые из Эфратских Одиннадцати получили фору и быстро росли.

– Плутон?

– Большой лиловый, – ответил Эл. – И, честно сказать, несколько моих тоже здесь.

– Ваших?!

– Вы знаете, о чем я. Клиенты моей организации, отсканированные на моих устройствах, загруженные через мою сеть.

Зула встала и обошла стол, разглядывая модель с разных сторон.

– Если это правда, я вижу, что Додж разговаривает с Плутоном, с Верной и с другими членами того, что вы назвали Пантеоном. Но почти никогда не говорит с мелкими.

– Мелкие много разговаривают друг с другом, – заметил Корваллис, – и у них есть контакты с членами Пантеона.

– И некоторые чаще других, – вставил Джейк. – Верна совсем не говорит с мелкими, но у кого-то из ангелов контактов много.

– Ангелов? – резко переспросил Эл.

Джейк улыбнулся:

– Мой термин для тех, кого вы называете членами Пантеона.

Зула подняла руку, словно прося Джейка сдержаться – не лезть в спор касательно ангелов и богов. Но тут вмешался Эл:

– Зула, я заметил, вы стоите довольно близко к зеленому шару.

– Тому, который вы идентифицируете с Верной, если я правильно поняла. Что насчет него?

– Присмотритесь внимательно и скажите, что увидели.

Зула нагнулась ниже и сморщила нос:

– Вокруг Верны я вижу крохотные зеленые точки. Как плодовые мушки вокруг дыни. От них к Верне идут бледные линии. Что это?

– Не знаю, – ответил Эл, – и это меня тревожит. Вообще-то меня тревожит и многое другое. Но это новое и связано исключительно с Верной.

– Верна была программистом. Недооцененным. Так и не успела ничего толком добиться до того, как заболела раком. Может быть, занялась любимым делом, – сказал Корваллис.

– В каком смысле? – спросил Джейк.

– Точки – плодовые мушки – возникшие в последнее время независимые процессы, – сказал Эл. – Учтите, они совсем не так сложны, как те, что мы запустили на основе полных человеческих коннектомов. И возможности у них несравнимо меньше. Однако они независимы и запущены не нами. Косвенные свидетельства указывают, что их запустила Верна.

– Невежливый вопрос: кто платит за вычислительные мощности, потребляемые этими новыми процессами? – спросила Зула.

– Вы, – ответил Эл. – Поскольку процесс Верны запустил ваш фонд. И порожденные ею процессы имеют ту же олографическую подпись. Соответственно, деньги списываются с вас. В более широком смысле я все это поддерживаю, ежедневно вводя в строй новые серверные парки. Финансируя НИОКР, оплачивая накладные расходы.

– Если все так и есть, то это безумно интересно, – заметила Зула. – Спасибо, Эл, что показали нам. Какие у вас выводы?

– Для начала, это иерархическая структура.

– Вы, безусловно, так ее показали, расположив процессы иерархически, – сухо проговорила Зула.

– Все подтверждено статистикой. Мы не просто играем с картинками, – огрызнулся Эл. – В потреблении ресурсов четко доминируют несколько мегапроцессов. Они определили Ландшафт, на котором все живут. Это… это ровно…

– Ровно как наш мир, вы хотите сказать? – спросил Корваллис. – Ничто не изменилось.

– Это меня и тревожит, – сказал Эл. – У нас была возможность начать все с начала. Выстроить новую вселенную, в которой сознания – сущности, основанные на человеческих умах, но бессмертные, больше и лучше людей, – делали бы, что хотят, свободные от ограничений физического мира. Вместо этого Процесс – первый Процесс – получил огромную фору и слепо, бездумно воспроизвел нечто очень похожее на наш физический мир. С той же географией и физикой, в плену которых мы живем.

– Может быть, они нам нужны, – сказала Зула. – Может быть, наш мозг только так и способен воспринимать вещи.

– Снова Кант, – пробормотал Корваллис.

– Си, вам придется повторить громче, – сказал Эл. – Микрофоны у этой штуки слабее человеческих ушей.

– Ну лет сто назад у нас с Доджем был разговор про Канта. О котором Додж до того не слышал. Речь шла об идее Канта, что пространство и время неизбежны для человеческого ума, что мы просто не можем мыслить, не помещая все в пространственно-временной каркас. Что всякая попытка думать вне этого каркаса породила бы вздор. Этими доводами он опровергал Лейбница.

– По-вашему, Ричард это запомнил? – спросил Джейк.

– Он полез гуглить Канта, – ответил Корваллис.

– Этот вопрос заботит всех, кто размышляет о концепции рая, – сказал Джейк. – Какова она, вечная жизнь там, где нет физических ограничений? Где нет зла, боли, нужд? Быть ангелом, жить на облаке, бренчать на арфе двадцать четыре часа в сутки без выходных – все это может надоесть. До такой степени, что рай покажется адом.