Юрий Силоч - То, что не убивает

То ли из-за переутомления, то ли из-за стресса, то ли из-за всего вместе меня не отпускало ощущение нереальности происходящего. Того, что стало с Руди и остальными, просто не должно было случиться, настолько это было чудовищно, несправедливо и нелогично.

— Зачем ты убил их? — я взял холодную бутылку, покрытую капельками воды, и свернул крышку, но не смог заставить себя попить.

— Не задавай тупых вопросов, Маки. Да и мы не так далеко отъехали, чтобы устраивать разборки.

— Нет, — настоял я. — Ты ответишь мне сейчас.

— Потому что он негр! — Эрвин закатил глаза так, будто битый час объяснял мне что-то очевидное. — И он, и его племянничек.

— Серьёзно? — воскликнул я. — Это и есть твоя причина?

— Да! И, по-моему, её более чем достаточно.

— Но так же нельзя, — мои зубы сжались, на щеках заходили желваки. — Он помог нам. Он же хороший человек… Был. Был! Блядь! — я схватился за голову. — Ты хоть представляешь, что натворил?!

— Отлично представляю, — ухмыльнулся скаут. — Но не понимаю, почему ты так себя ведёшь. Негром больше, негром меньше — тебе-то какая разница?

Глубокий вдох.

Глубокий выдох.

— Останови машину.

— Пойдёшь пешком? — хихикнул напарник.

— Останови. Машину, — отчеканил я и добавил: — Сейчас же.

Эрвин пожал плечами и свернул к обочине, когда подвернулся подходящий парковочный карман. Мы выбрались из тёплого салона в прохладное летнее утро и отошли в сторону, на небольшую лужайку, поросшую стелющейся колючей травой.

Напарник довольно скалился — чувствовал, к чему всё идёт.

— Значит, потому что негр? — спросил я.

— Ага, — кивнул скаут. — Маки, не тупи и не трать наше время. Он негр, мы белые. Мы люди, они отвратительные, мерзкие и коварные отродья. Ты что, забыл тех мелких пиздюков, которые кидались в нас камнями?

— Это другое!

— Для тебя может быть, а для меня нет. Все они жестокие ублюдки, которые ненавидят белых. Удивлён, что ты забыл об этом. И этот… Руди. Он ведь такой же, как ты этого не видишь? Скользкий, мерзкий, лебезящий, видящий, что мы слабы, но даже так боящийся открыто напасть и вонзить нож в спину! Простите, господин капитан, что разбиваю ваши розовые очки.

— Какие очки?.. Какой?.. Что ты вообще, блядь, несёшь?! Ты больной! — выплюнул я сквозь крепко стиснутые зубы.

Скаут скривился:

— Ой, тоже мне экстренные новости.

Я схватился за переносицу и сосчитал до пяти.

— Знаешь, как бы там ни было… — сказал я, когда более-менее успокоился. — Ты стоишь в его одежде, ты пил его воду, ты ел его еду. Помог бы он тебе, если бы был жестоким ублюдком?

Эрвин отмахнулся:

— Ну конечно. Добренький чёрный пригласил двух несчастных белых в свой пряничный домик, накормил сладостями и предложил сесть на лопату. Да, на мне его одежда, и что с того? Мне надо было расцеловать того старого козла?.. Если чёрный не наебал тебя ни в чём, то значит просто не успел! Знаешь, я по-прежнему не понимаю, почему мы сейчас тратим время на этот разговор. Их убил я, твои руки чисты. Поехали дальше, а?

— Ты действительно не понимаешь, что сделал? — у меня по спине побежали мурашки от осознания, что сейчас я говорю не с обычным, пусть и немного эпатажным Эрвином, а с полнейшим психопатом.

— Бла-бла-бла. Заебал. Всё я понимаю. Это у тебя, похоже, что-то в башке переклинило, если ты меня не слышишь. Давай по существу: я озвучил причину, по которой удавил тех двух мразей и их помощничков. Что дальше?

По выделенке с шелестом и гулом проносились беспилотные серебристые фуры, вдалеке размеренно стучали на стыках рельс колёса поездов, и я как никогда остро почувствовал, что сейчас мы с Эрвином единственные живые люди на много километров вокруг.

Метнувшись вперёд со всей возможной скоростью, я попытался схватить напарника за глотку, но тот ждал нападения и увернулся. Впрочем, это не особенно ему помогло: да, я словил удар под дых, но быстро оправился, после чего сгрёб Эрвина в охапку, поставил подножку и опрокинул на траву, а сам навалился сверху и принялся осыпать психопата градом ударов, с наслаждением слушая его вопли и просьбы прекратить.

Я молотил его по голове и горлу до тех пор, пока правый кулак не онемел, а крики скаута не превратились в один длинный и слабый хрип.

— Больной! Мудак! Ты! Никого! Никогда! Не убьёшь! Без моей! Команды!.. Понял?! Никого! Никогда! Понял, сука?!

В ответ прозвучал лишь нечленораздельный полухрип-полустон.

— Не слышу! — ещё один удар — и мою руку от кисти до плеча прострелила боль.

— Понял… Я понял, — просипел Эрвин. В его горле что-то клокотало и хлюпало. — Не надо… Пожалуйста.

Скатившись на землю, я кое-как встал на колени, закрыл лицо ладонями и неожиданно для самого себя разрыдался. Из меня словно выкачали все силы и вытащили позвоночник.

— Что за пиздец?.. Что за?.. Господи, я не могу… Почему всё так?! — заорал я, как герой дешёвой мелодрамы, глядя в небо со сжатыми кулаками. — Почему?! — небо, разумеется, не ответило. — Не могу. Просто не могу… Надо что-то делать с этой хернёй. Прекращать всё это, иначе… Иначе я просто не выдержу. Что-то делать, да… — я попытался подняться, чтобы пнуть Эрвина ещё пару раз и плюнуть в его мерзкую рожу, но в груди неожиданно так защемило, будто на неё скинули огромный камень. Не получалось ни встать, ни вдохнуть, ни закричать: я мог только хрипеть и открывать-закрывать рот, как большая тупая рыбина. В панике я попробовал как следует стукнуть себя по рёбрам, но рука тоже не слушалась. Воздух всё так же не проходил, а боль лишь усиливалась.

Эрвин схватил меня за плечи и начал трясти, но я его уже не видел: перед глазами мельтешили мелкие чёрные пятна, из которых стремительно собиралась непроницаемая темнота.

— Ты чего?! Чего ты?! — перепуганный скаут принялся лупить меня по груди — причём с такой силой, что каждый удар впечатывал меня в землю, а ноги смешно подскакивали.

— Маки!.. Сука, не хватало ещё… Маки!

Бум!

Бум!

Сладкий целебный воздух хлынул в грудь. Я с хрипом втянул его в себя и тут же зашёлся в приступе кашля. В левом глазу заметно посветлело, а сердце тяжело заухало.

— Ты чего? — надо мной нависла перепуганная и измазанная в крови морда Эрвина. — Сердце?.. Сердце, да?

Освободившись от хватки напарника, я откатился в сторону, встал на четвереньки и какое-то время напряжённо и болезненно кашлял, сотрясая все свои несчастные внутренности. Затем, когда всё закончилось и дыхание кое-как восстановилось, я несколько раз постучал себя ладонью по затылку, пока не включился правый глаз.

— Всё нормально? — спросил Эрвин, когда я проморгался. Перед лицом замаячила протянутая рука, за которую я не стал браться из принципа и поднялся сам.

— Иди умойся, — бросил я, отплёвываясь. — И давай за руль.