Юрий Силоч - То, что не убивает

— Конечно, блядь! Не успели купить ампулы — и сразу все потратили на ваше величество!.. — заворчал напарник, но тем не менее сделал пару уколов в бедро.

Пока Шериф со вторым негром осматривали остальную часть дома, я сидел, привалившись к стене. Чувствовал, как зудят наноботы, разбирающие по молекулам металлические осколки и латающие ими мои покорёженные металлические внутренности, старался не смотреть на мёртвого Бату, которым прикрылся Эрвин, и слушал, как напарник разоряется:

— Что это было, а?!

— Ребёнок, — вяло огрызнулся я. — Это был ребёнок.

— Ребё-ёнок, — передразнил скаут. — Где твой опыт? Мне во второй раз приходится напоминать, что такие же дети плевались в нас и кидали камнями пару дней назад. Или у тебя память отшибло?

Я пожал плечами:

— Может, это был нормальный ребёнок.

— Пиздец, — всплеснул руками напарник. — Просто пиздец.

— А что, надо было сразу стрелять?! — взорвался я. — Слушай, я не знаю. Я уже не знаю, что хорошо, а что плохо. Если бы эти… Те, кто здесь жил, подошли ко мне и по-хорошему попросили оставить их в покое, я бы, наверное, сломался. Не смог бы ничего сделать.

— Ага, точно. Пусть и дальше варят наркоту, гадят и портят жизнь остальным в этом районе, — скривился Эрвин.

— А так они уйдут в другое место! Или перемрут все к чёртовой матери!

— Во-первых, за другие места мне не платят, а во-вторых, не драматизируй. Корп не на северном полюсе, а ты не на конкурсе Мисс Вселенная, — о сарказм в голосе Эрвина можно было физически уколоться. — Ответь мне всего на один вопрос, только честно и быстро. С кем бы ты хотел жить по соседству: с чёрными или белыми? Время пошло.

— Я не это имел в виду!

— Так поясни! И заодно расскажи, что вообще происходит, а то я тоже, знаешь ли, ничего не понимаю. Хочешь — давай позовём всех обратно, извинимся и в задницу поцелуем. Ты объяснишь Мусаями, что он неправ, а потом пойдёшь в штаб борцов за права негров и скажешь, мол, вот он я. Дайте мне футболку с лозунгом, кепку и флаг. Но, по-моему, сейчас не время для сантиментов.

— Не во флагах дело, — проворчал я, чувствуя себя полным идиотом, — и не в лозунгах. А в том, чтобы не быть мудаком. Относиться к людям как к людям. И знаешь, я прекрасно помню и то, что те бандиты сделали с тобой, и то, что было у Мамы в ангаре, но, чёрт побери, далеко не все, у кого чёрный цвет кожи, такие.

В моей голове предыдущая фраза звучала вовсе не так банально.

— Бла-бла-бла, — отмахнулся скаут. — Ты не ответил на мой вопрос. Но ты прав: дело и правда не в цвете кожи. Дело в воспитании, культуре, в среде. В том, что негры несут этому миру. Я ненавижу не негров, я ненавижу уёбков — и не моя вина, что негры — большинство из них. Я хочу убивать их не потому, что не люблю чёрный цвет, а потому, что ненавижу грязь, лень, болезни, воровство, изнасилования, убийства, наркоторговлю и прочее.

— Воспитание и культура — это ещё не весь человек, — отмахнулся я. — А среду можно и поменять.

— Ага, опять насильно тащить кого-то на своём горбу в светлое будущее?.. Знаешь, моя любимая глава истории Корпа — это та, где прекрасные люди с чувством вины за угнетение негров в прошлом попытались всё исправить и построить в Африке райское место, а потом негры жестоко их всех наебали. Тебе сказать, почему я не пристрелил того чудика в жёлтом костюме? Потому что он нормальный. Он захотел выбиться в люди — и он выбился. Учился, искал работу. Что мешает остальным?.. Сильные наследуют землю, Маки. А слабость поощрять нельзя, ни в себе, ни в других. Поэтому, пожалуйста, будь сильным и не неси хуйню.

— Кажется, я слышал подобные разговоры, — процедил я. — От блондинов в серой форме. У них ещё кресты были на рукавах.

— И что? Знаешь, в чём отличие нацистской идеологии от той, которую ты мне впариваешь?

— Не знаю и не хочу знать, — я отвернулся, но Эрвин продолжал.

— Наци говорили: «Я лучше, значит я заслуживаю большего. И чем лучше я буду, тем на большее смогу претендовать». А умники-гуманисты с высоких уровней города: «Я хуже, значит я заслуживаю большего. И чем слабее я буду, тем…» Надеюсь, понятно, к чему это ведёт?

— Хватит, — я поднял руки, показывая, что сдаюсь. В плече нестерпимо засвербило. — Ты говоришь со мной, как с долбаным активистом, но я никакой не активист!

— Но ты несёшь ту же чушь! Поверь, я видел много говнюков. Разных говнюков. Но самые страшные и чудовищные говнюки — это те, что призывают к миру, любви, свободе и так далее. Они обычно такую херню начинают творить, что человечество потом хватается за голову и ещё сильнее разочаровывается в мире, любви и свободе.

Я фыркнул:

— Ну конечно. Те, что вещали про величие нации и расы, намного лучше.

— Они хотя бы знали, как устроен мир и не питали иллюзий.

— Ага, — ехидно заметил я. — И поэтому истребляли евреев, в каждом из которых видели члена всемирного тайного заговора. — Послушай, я не собираюсь с тобой вести сейчас споры о политике и истории — ситуация не та. Я лишь говорю, что в каждом человеке надо видеть человека, вот и всё.

— Так я и вижу, дубина, — улыбнулся Эрвин. — Я всегда вижу в человеке человека. Но очень часто я вижу ещё и то, что этот человек — мудак. В том и разница между нами: я вижу реальных людей, а не тех, кем они якобы могли бы быть.

— Не-а, — возразил я. — Ты видишь только то, что тебе удобно видеть! Есть же куча обратных примеров, и ты это знаешь, просто стараешься не замечать. Ты сумасшедший, Эрвин, но вместо того, чтобы лечиться, тупо потакаешь своему сумасшествию, прикрывая его идеологией! И поэтому я не хочу с тобой сейчас спорить.

— Зато я хочу, старый ты идиот! — закричал Эрвин. — Нам с тобой ещё работать! Моя жизнь зависит от тебя! Я всего лишь боюсь, что в самый ответственный момент твой палец дрогнет, и мне из-за этого прострелят башку!

— Всё будет в порядке! — рявкнул я. — Ничего не дрогнет! Урок выучен! А теперь бога ради заткнись и перестань изливать на меня всё это, ёбаный ты псих! — я схватил лежавший рядом кусок железобетона и с яростью швырнул в стену напротив.

— Надеюсь, ты сделал правильный выбор, — усмехнулся Эрвин, глядя на то, как над изломанным и окровавленным трупом нашего помощника, оседает серое облачко бетонной пыли.

— Иди нахер со своими выборами, понял? — огрызнулся я. — Не собираюсь я ничего выбирать. Ты мне сейчас очень красиво рассказывал о разнице взглядов, но не учёл, что мне плевать. Любая идеология — говно. Да-да, не улыбайся, любая идеология — это всего лишь фантазия о том, как хорошо будет в будущем, и попытки прикрыть неудобные моменты извращённой логикой. Типа вон там у нас в углу не дерьмо лежит, а удобрение, на котором взрастится величие нашей нации! У меня нет системы взглядов и вряд ли появится. И мне точно не нужны психопаты с банком аргументов, чтобы рассказать, как правильно жить, в кого стрелять и прочее. Сам разберусь. А вот что мне нужно — так это время, чтобы прийти в себя. Поэтому завали-ка ебало, пока я сам тебе его не закрыл!