Антология - Сломанные звезды. Новейшая китайская фантастика [сборник litres]

Хотя мы с Цици в какой-то мере обрели счастье, на сердце у меня было неспокойно. Но я вел себя как трус – радовался тому, что происходит сейчас, и не смел думать о решении, которое мне предстояло принять.

В Нью-Йорке я провел больше года. Когда наша жизнь немного успокоилась, я ушел с головой в работу. Я прочел много книг, посвященных теории литературы, политике и философии, и чувствовал, что уровень моего понимания растет не по дням, а по часам. Я часто вывозил Цици в Бэттери-Парк; там мы смотрели на видневшуюся вдали статую Свободы и обсуждали судьбу Китая и будущее всего мира.

Мой американский наставник высоко ценил мои статьи. Он сказал, что в университете есть вакансия преподавателя, которая прекрасно бы мне подошла. Если бы я получил эту работу, то смог бы остаться в Соединенных Штатах и дописать диссертацию. Обрадовавшись, я немедленно написал заявление с просьбой назначить меня на эту должность. Но мне пришло письмо от Шень Цянь.

В мире нет стен, в которых нет ни одной трещины. Нас с Шень Цянь разделял Тихий океан, но слухи о нас с Цици добрались и до Китая. В своем письме моя жена вежливо, но твердо потребовала объяснений. После долгих раздумий я наконец решил ненадолго вернуться в Китай и объяснить ей ситуацию.

Цици хотела поехать со мной, но я попросил ее остаться. Если она появится на пороге вместе со мной, Шень Цянь может не выдержать, а мне хотелось поговорить с Шень Цянь наедине. Мы попрощались в аэропорту; Цици в ярко-зеленой куртке и с тростью в руках прислонилась к ограждению и стала смотреть, как я прохожу паспортный контроль. Я обернулся, чтобы посмотреть на нее.

Она была похожа на превратившуюся в камень женщину из легенды. Даже несколько десятилетий спустя ее взгляд и ее облик остались в моем сердце, словно их выжгли раскаленным железом.

Шень Цянь обрадовалась, увидев меня. Про свое письмо она ни разу не упомянула. Надев фартук, она сновала из кухни в комнату и обратно, готовила мои любимые блюда, часть из которых в США были недоступны: жареную свинину с соевой пастой, свинину с ростками бамбука, курицу с грибами… За обедом она не спрашивала о том, как я жил в США, а говорила только о местных новостях: теперь большинство товаров продавалось только по карточкам; крестьянам запретили владеть участками земли и заставили работать сообща в коммунах; в ее газете началась дискуссия о том, кто главный авторитет в марксистской философии… Сяобао играл у моих ног; игрушечный робот, которого я ему привез, привел его в полный восторг. Глядя на невинное лицо сына и на милую жену, я просто не мог заставить себя произнести слово «развод».

Когда мы легли спать, Шень Цянь обняла меня и страстно поцеловала. Собрав волю в кулак, я осторожно отстранился.

– Цянь, я должен тебе кое-что сказать.

– К чему такая спешка? – прошептала она и снова обвила мою шею руками. – Ночь только начинается. Может, сначала…

– Я хочу развестись, – выпалил я, не в силах больше сдерживаться.

Она напряглась.

– Прекрати. Это не смешно.

– Я не шучу. Цици в Америке, и мы… – Я не мог продолжать, но Шень Цянь все поняла.

– Ты принял решение? – Она села.

– Да.

– Понимаю. – В ее глазах вспыхнул гнев, а голос постепенно стал резким. – Я знаю, что ты жил с Чжао Ци и что раньше вы были вместе. Я знала это еще десять лет назад! Но как же я? Как же все эти годы, которые я вложила в этот брак? Если бы я не горбатилась, чтобы обеспечить семью, думаешь, у тебя появился бы шанс уехать из Китая и встретиться со своей бывшей возлюбленной? А теперь ты наконец добился успеха и хочешь выкинуть меня, словно старый башмак?

– Нет! Послушай… Я о тебе позабочусь… Я заплачу тебе… – У меня была заготовлена целая речь, но сейчас я не мог вспомнить ни слова, а то, что я говорил, звучало так холодно, так бессердечно. Я ненавидел себя за лицемерие и бестактность.

Шень Цянь зло рассмеялась. Она выскользнула из постели и, даже не надев туфель, вышла из комнаты.

– Ты куда? Сейчас же ночь! – Я испугался, что она выйдет из квартиры, и тоже вскочил.

Она вышла на балкон и заперла за собой дверь. Она стояла лицом ко мне, спрятав руки за спиной. Белая ночная рубашка колыхалась на ветру, а сама Шень Цянь выглядела словно привидение в ночи. Мысль о том, что она собирается прыгнуть, привела меня в ужас.

– Пожалуйста, не надо! – взмолился я. – Давай поговорим.

– А чего ты боишься? – насмешливо спросила Шень Цянь. – Разве моя смерть – не идеальный вариант для тебя и Чжао Ци? Не волнуйся, я не исполню твое желание.

Она взмахнула руками и выбросила что-то с балкона. Я увидел, как по воздуху, словно снежинки, поплыли клочки бумаги.

Мой паспорт и другие документы.

Наша ссора разбудила Сяобао, и он заплакал.

Шень Цянь забрала Сяобао и уехала к родителям. На следующий день ее отец, мать и дядя пришли к нам домой и стали орать на меня. Мне пришлось спрятаться в моей комнате. Утаить подобную историю было невозможно, и вскоре о ней узнали все мои соседи и коллеги по университету. Слухи обо мне распространялись и мутировали: кто-то утверждал, что за границей я познакомился с богатой и влиятельной женщиной и поэтому теперь собираюсь бросить жену с ребенком, словно злодей в одной из старых народных опер. Я тяжело переживал всеобщее осуждение, а когда выходил из дома, то чувствовал, как люди указывают на меня пальцем. Даже мой наставник, которого я уважал и любил, сурово отчитал меня, и я не мог найти слов в свое оправдание. Мой отец из-за этой истории заболел.

Вот так жизнь делала тебя беспомощным: если ты пытался плыть против ее течения, то постоянно сталкивался с сопротивлением. Я жалел о том, что вернулся: все было бы проще, если бы я нашел в себе силы остаться за границей. А уехать я уже не мог: для восстановления паспорта требовалось собрать огромное количество бумаг, а теперь, когда моя репутация была подорвана, я не мог даже получить рекомендательное письмо от своего факультета. Я застрял: у меня не было сил, чтобы бороться дальше, но и сдаваться я не желал.

Прошло полгода, прежде чем ситуация изменилась. Да, Шень Цянь меня ненавидела, но она не собиралась приковывать нас друг к другу кандалами до самой смерти. Она дала согласие на развод, но потребовала, чтобы наш сын остался с ней. Я согласился и, кроме того, пообещал платить ей алименты. Наконец, когда все было улажено, я позвонил Цици. Она страшно обрадовалась, услышав эту новость. Так как я все еще не мог выехать из страны, она сказала, что в следующем месяце приедет, чтобы мы могли пожениться в Китае, а затем вместе уехать.

Я ждал и ждал, когда она прилетит, но этого так и не произошло.

А в следующем месяце началась эпоха Мао Цзэдуна.