Антология - Сломанные звезды. Новейшая китайская фантастика [сборник litres]

Ну ладно. Как ты поживаешь?…

Письмо, конечно, было от Цици. Его доставили на мой факультет, и там его перехватил начальник отдела пропаганды. Он с подозрением прочел его и яростно посмотрел на меня.

– Се Баошен, глаза народа видят все! – Он хлопнул ладонью по столу. – А теперь признавайся: сколько у тебя контактов за рубежом? Какие тайны связывают тебя с женщиной, которая написала это письмо?

Я рассмеялся.

– Ну хватит. Ты прекрасно знаешь, что связывает меня и Цици. Давай сюда письмо.

По невероятному стечению обстоятельств я сейчас разговаривал со своим старым другом Хэйцзы. Раньше он был обычным рабочим, но после культурной революции стал служить в отделе пропаганды – и, в соответствии с распоряжениями председателя Мао, прибыл сюда, чтобы следить за работой моего университета. Так человек, у которого даже не было высшего образования, стал самой важной персоной в одном из престижнейших университетов Китая. Если бы не он, это письмо навлекло бы на меня беду [17] В нашем временном потоке «команды пропагандистов, распространяющих «учение Мао Цзэдуна», – уникальная особенность эпохи культурной революции. Это были группы обычных рабочих, которых отправляли в университеты и школы, чтобы они взяли на себя управление и положили конец кровавым столкновениям между группировками хунвэйбинов. Именно эти команды, в общем, стабилизировали хаос, созданный на первых этапах культурной революции. .

Хэйцзы приказал мне сжечь письмо, когда я его прочту. Я снова и снова перечитывал послание Цици, пока не понял, что она пытается сказать мне между строк. Во-первых, она сообщала о том, что закончила обучение и теперь преподает китайскую литературу в одном американском колледже. Во-вторых, она говорила, что все еще не замужем и хочет навестить меня в Китае. Я вздохнул и вытер глаза. Мы с Цици расстались пять лет назад, но она по-прежнему хотела быть со мной. Но что я мог сделать? Даже если она вернется, мы могли рассчитывать только на то, чтобы стать такими же, как герои «Второго рукопожатия» – запрещенного романа, рукописные экземпляры которого мы передавали друг другу. Герой и героиня этого романа могли только смотреть друг на друга, зная, что они никогда не будут вместе.

В конце концов, то, о чем я думал, не имело значения. Ответить на письмо Цици я не мог.

Вернувшись домой, я спрятал ее письмо в пачке документов. Я не хотел, чтобы его нашла Шень Цянь, но я и не мог заставить себя его сжечь и поэтому решил спрятать его между страницами книги «Сезон цветения, сезон дождей», которая тоже когда-то принадлежала Цици. Хотя сама книга тоже была примером феодального, капиталистического, ревизионистского мышления, я не мог даже помыслить о том, чтобы избавиться от нее. Я замотал книгу в старые тряпки и спрятал в сундук.

Я прекрасно понимал, что Цици не следует возвращаться, но мое эгоистичное сердце продолжало надеяться на встречу с ней. Примерно в то же время президент Никсон посетил Китай, надеясь создать альянс с Китаем против Советского Союза. Когда китайско-американские отношения улучшились, во мне снова вспыхнула надежда. Однако Никсон и Мао не сумели договориться, и это так разозлило американцев, что они в отместку затеяли интригу в Совете безопасности ООН с целью исключить Китайскую Народную Республику и отдать ее место Тайваню как «законному» представителю всего Китая. Те слабые связи, которые еще существовали между США и Китаем, оказались полностью перерезаны.

Цици не вернулась, и я больше ничего о ней не слышал.

На шестом году культурной революции мой отец скончался. За несколько дней до его смерти Китай запустил на орбиту искусственный спутник «Алый восток». Со дня запуска предыдущего спутника прошло много лет, и по этому случаю устроили пышные празднества. Умирая, отец взял меня за руку и пробурчал:

– Когда я был молод, у Китая было столько спутников в космосе, что я со счета сбился. У нас даже были корабли с экипажами и космическая станция. Но теперь один крошечный спутник считают удивительным достижением. Что стало с миром?

Я ничего не мог ответить. Мир моего детства, мир, который существовал когда-то, теперь казался более невероятным, чем научная фантастика. Мой отец закрыл глаза и испустил дух.

Если честно, то какие-то прорывы в технологиях были. На следующий год американцы сумели высадиться на Луне в ходе полета «Аполлона» – беспрецедентное достижение, – и звездно-полосатый флаг теперь развевался на поверхности Луны, на глазах у потрясенного мира. Это была плохая новость для Китая. Председатель Мао заявил, что Китай должен возглавить революцию стран Третьего мира против развитых стран и Советского Союза. В результате в отношениях Китая с США и Советским Союзом возникла напряженность. Кроме того, у Китая возник пограничный конфликт с Советским Союзом относительно острова Даманский, и на международной арене моя страна оказалась в полной изоляции. О том, что американцы высадились на Луне, я узнал только потому, что тайно слушал запрещенные передачи американского радио.

Два года спустя мой сын из подростка стал юношей. Его поколение отличалось от моего. Сверстники моего сына не помнили времена Дэна, его реформы и относительную открытость общества. На них постоянно обрушивался поток пропаганды, которая прославляла Мао Цзэдуна. О западной культуре они почти ничего не знали, но также не имели почти никакого представления и о традиционной культуре Китая. Они, словно фанатики, поклонялись председателю Мао и верили, что должны умереть, чтобы защитить его революцию. Они страстно заявляли, что будут сражаться до тех пор, пока не пробьют стены Кремля, пока не сровняют с землей Белый дом, пока не освободят всех людей на земле.

Моему сыну не нравилось имя «Сяобао», которое означало «драгоценный», и он назвал себя «Вэйдун», что значит «защищай Восток». Он стал хунвэйбином и захотел бросить школу и отправиться с друзьями по стране с революционными рейдами, чтобы рассказывать всем о своем бунте против властей. Нам с Шень Цянь совсем не нравилась эта мысль, но ее продвигало в массы центральное руководство. Как только мы начали возражать, наш сын достал цитатник Мао и осудил нас, словно классовых врагов. Нам пришлось его отпустить.

Никто из нас не знал, что разразится еще более страшная буря.

Движение хунвэйбинов усиливалось; юноши и девушки шли против своих учителей, называя их «реакционными учеными». В каждом вузе хунвэйбины устраивали массовые сборища под названием «собрания борьбы», на которых мучили и осуждали этих «врагов революции». Мой наставник, знаменитый профессор, который учился за границей, естественно, стал одной из их жертв, и меня привели на собрание борьбы вместе с ним. Хунвэйбины обрили каждому из нас полголовы и надели на нас шутовские колпаки; затем нам завели руки за спину и подняли их вверх, чтобы мы поклонились революционным массам. Хунвэйбины выкрикивали оскорбления нам в лицо, а моего наставника били и пытали, пока он не потерял сознание. Только тогда собрание закончилось.