Дмитрий Федотов - Маяки [Антология гуманистической фантастики] [litres]

О, боже! Я умираю?!

Неожиданно Долинин ослабил хватку, толкнул ее к перилам моста.

– От тебя требовалось лишь одно: быть со мной рядом. – Он сжал кулаки, зло прищурился. – Разве я так много просил?

– Придурок, – просипела прима.

Это ее голос?! Она теперь всегда так будет сипеть?!

От испуга Эйприл бросило в жар, но дыхание восстановилось, желтая пелена спала с глаз.

– Не бойся. Голос останется прежним, – Долинин усмехнулся. – Только тебе он уже не понадобится…

Эйприл почувствовала толчок в грудь, взлетела над перилами и понеслась вниз, расставив руки и судорожно хватая пальцами воздух.

Радужный свет Объездного моста удалялся, мелькнули красные огни нижних ферм. Эйприл уже едва различала опоры, погружаясь в серую мглу, которая постепенно превращалась в кромешную тьму.

Долинин не сделал ее шмарой, не изменил ее прогу, а просто сбросил с моста. Идиот! Платье, конечно, порвется. Тем лучше! Идиоту придется покупать новое и в этот раз…

Она не успела решить, каким будет новое платье…

Врач-программатор открыл пробирку с сиреневым туманом и сунул ее Долинину под нос.

– Вдохните.

Долинин послушно сделал вдох, шмыгнул, почувствовав щекотку.

– Это уже пятая, док.

Врач убрал опустевшую склянку, заглянул в глаза пациенту, проверяя реакцию. Принялся монотонно задавать вопросы теста. Долинин отвечал, злился, но терпел. Расправа над Эйприл не давала ему покоя и раздражала больше, чем манипуляции врача над прогой.

Что он сделал не так? Сбросил с моста дорогую шмару. И что? Скольких человек он сбросил с Объездного, и треть из них были женщины! С некоторыми из них он был в договоре. Адвокаты быстро улаживали все вопросы, память о пропавшем человеке стиралась из Хроник Митридат-града…

С Эйприл, будь она проклята, все не так! Он чувствовал беспокойство, он пытался разобраться в своем отношении к приме, однако так ничего и не понял. Стандартный договор, стандартная любовь, а вот, поди ж ты. Программатор говорит о вредоносной проге. Такие часто тайком от супруга-законодателя вводят ревнивые женщины, желающие не упустить богатого и влиятельного партнера.

Долинин полулежал в кресле, отвечал на вопросы, глядя на озадаченную физию программатора. Процедура начинала надоедать.

– Ну, хватит! – рявкнул законодатель, схватил врача за ворот халата, притянул к себе. – Послушай, док, мне нужен ответ. Быстрый ответ, иначе… Слон! – крикнул он в сторону двери.

В комнате тут же появился водитель-телохранитель – крепкий широкоплечий детина с перебитым носом на круглом лице, готовый выполнить любой приказ. У этого стопроцентная прога подчинения – выкрутиться врачу не удастся.

Программатор покосился на вошедшего и прошептал:

– Боюсь, ответ вам не понравится.

Долинин оттолкнул его от себя:

– Это мне решать. Говорите. – Он сел, одернул рукава рубашки. – Я жду!

– Здесь не в проге дело, – затараторил врач. – Это называется рудиментарной психикой, которая не зависит от проги. Некие психические установки, которые достались нам от диких предков. Чувства зверя, если говорить проще. Вы очень эмоциональный человек, живете на грани стресса, потому рудименты психики дали о себе знать.

Долинин усмехнулся: стоит нажать – и из любого правда прет фонтаном.

– И как мы от этого избавимся? – спросил он, подчеркивая «мы».

Программатор пожал плечами:

– Здесь только одно лекарство – замена. Мы приглушим одно рудиментарное чувство и усилим другое.

– Валяйте, – тихо произнес Долинин, возвращаясь на подушки кресла.

Но Слона не отпустил, и верный телохранитель замер у двери каменным изваянием.

Новые пробирки, новые манипуляции. Законодатель погрузился в дрему, следя за работой программатора словно сквозь туман. На какое-то мгновение он вновь увидел Объездной мост…

Эйприл склонилась, хватая ртом воздух.

– Придурок, – сипло произнесла она и выпрямилась: на лице страх, пальцы с алыми ногтями массируют горло.

– Не бойся. Голос останется прежним. Только тебе он уже не понадобится…

Она не кричала. Воздушная волна подняла Эйприл и перенесла через перила…

– Сука! – Долинин вскочил, сжимая кулаки. – Чертова сука!

Он так и не узнал, кто ее любовник. Поддался секундному приступу гнева и швырнул с Объездного. Черт!

Он осмотрелся. Врач стоял в сторонке, подняв руки к груди, словно ожидая удара от очнувшегося пациента. Слон шагнул вперед, готовый выполнить команду своего законодателя: прибить докторишку или отпустить?

– Все, док! Никаких тестов! – зло произнес Долинин. – Вы свободны! У меня куча дел.

Он кивнул Слону, и тот отступил от двери.

– Гонорар уже на вашем счету.

Программатор быстро собрал свое оборудование, поспешил удалиться, пряча улыбку. Долинин почувствовал его самодовольство. Да черт с ним, с докторишкой! Все-таки справился с этим… с рудиментом.

– Слон, мы выдвигаемся на Подмостки!

Охранник удивленно посмотрел на законодателя.

– У тебя сбой проги? – Долинин недобро прищурился.

У нее оказался большой запас прочности. Удар от падения не был катастрофическим. Ее подхватил кто-то невидимый, аккуратно поставил на ноги и исчез. Как прима ни напрягала зрение, как ни вертелась на месте, пытаясь разглядеть спасителя, – тщетно.

Эйприл брела наугад сквозь алый мир. Что-то царапало ее тело, путалось в ногах. Алый мир оказался жутко… кривым! Здесь не было ровных тротуаров или дорожек, как в Митридатском парке. Что говорить о скоростных трассах для ховермобилей?

Эйприл подняла руки – остатки платья висели лохмотьями, кожа покрылась тонкими порезами и пятнами, которые ныли и чесались. Эйприл передернуло от омерзения. Она бы, наверное, шлепнулась в обморок, если бы увидела себя ТАКОЙ в зеркале. Эйприл едва держалась на ногах, тело ныло, дрожало, требуя прилечь прямо сейчас, прямо здесь и уснуть. Но ложиться на кривую поверхность в грязь?! Бр-р-р! Гадость! Здесь нет даже ровной газонной травки!

Она умирает. Умирает жуткой смертью. Наверное, где-то в Митридат-граде смотрят на нее в реальном времени, быть может, кто-то даже заплачет или пожалеет приму Эйприл, уронит слезу. Какой-нибудь состоятельный поклонник, у которого есть возможность прокачать свою прогу до функции «слезы».

Эйприл встрепенулась: перед смертью надо сказать нечто такое… особенное.

Она сжала виски пальцами, пытаясь сосредоточиться, однако совершенно ничего не приходило на ум. Как же так! Обычно прима быстро запоминала крылатые высказывания и постоянно обновляла их. Ее считали весьма остроумной.

Ничего не получалось. Может, спеть? Конечно, спеть! Она же прима, а это ко многому обязывает.