Вероника Батхен - Вербариум [litres]

– Пошли отсюда, – сказал я. – Ноги переставлять можешь?

– Погоди. Что-то я совсем плохой.

– Муха, тут какая-то засада. Дед сидит у Тимофея, оттуда посылает нас в эту клинику… что-то не так, понимаешь? Мы впутались в какие-то латтонские разборки!

Коридор был длинный, туда выходили двери небольших палат. В дальнем конце был выход на служебную лестницу, а мы стояли поблизости от главной.

По главной поднимались двое мужчин и женщина. Они говорили по-латтонски, но мы прекрасно их понимали – за эти годы мы освоили язык пусть не на таком уровне, чтобы сочинять сонеты, но очень прилично.

Мужчины расспрашивали о пациентке Рите Куус. Женщина говорила, что она – врач и не может позволить беспокоить пациентку, доставленную с сильным кровотечением по женской части. Мужчины в ответ на это утверждали, что, по их информации, у пациентки травмы совсем иного характера, а в клинику её поместили по загадочному распоряжению заместителя главного врача, госпожи Сидоровой. Женщина потребовала, чтобы перед входом в палату мужчины надели одноразовые халаты и бахилы. Она повела их туда, где стоял автомат для выдачи бахил, и потом дальше – видимо, в комнату, где висели халаты.

Вдруг дверь палаты распахнулась. Рита Куус стояла, держась за косяк, в голубой пижамке и босая.

– Помогите, – сказала она. – Уведите меня… Он собрался с силами, он может меня уничтожить… Помогите… Он тут, он сейчас явится… ему нужен прямой контакт…

– Она бредит, – шепнул я Мухе.

– Уведи её, – прошептал Муха. – Унеси, что ли… Гость, это не бред… Гость, я знаю, я понял…

– Как ты мог понять?

– Потом… вытащи её…

– Сядь, – велел я, показав на стул. – Потом вернусь за тобой.

Муха нёс непонятную мне околесицу, но он был в своём уме, это я знал точно.

Перекинув Риту через плечо, потому что на руках девочек носят только в кино, я быстро спустился по служебной лестнице на первый этаж. Можно было выйти в вестибюль клиники, но что бы я стал там с ней делать дальше. Лестница вела куда-то вниз, и я решил, что в подвале всяко теплее, чем на улице, а может, найдутся какие-то тряпки. Нести в февральскую холодрыгу по улице босую девчонку в пижамке на голое тело – это как-то нехорошо…

– Поделись со мной, – попросила Рита, когда я поставил её между какими-то бурлящими и гудящими, тёплыми на ощупь стояками. – Мне уже намного лучше, я убрала гематомы.

– Ага – и буду с копыт валиться, как Муха, – отказался я.

– Поделись – я смогу идти сама.

– Думаешь, я тебе поверю?

– Муха кормит симбионта, – сказала она. – Симбионт открыл канал, а я к этому каналу подключилась. Произошёл выплеск. Я не думала, что там такой канал. Поэтому могу ходить.

– Точно! – воскликнул я.

Сто раз мы говорили Мухе, чтобы не таскал с собой симбионта в супермаркет! Есть для него банка из-под баклажанной икры – когда занятий для него нет, пусть там и сидит! А Муха зачем-то поволок его на дело…

– Что это за симбионт? – спросила Рита. – Я с такими ещё не сталкивалась. Зачем он нужен?

– Много он жрёт? – вопросом на вопрос ответил я.

– Немного, но канал сделал хороший. Я же говорю – по такому каналу может быть большой выплеск.

– Ч-чёрт… Знали же мы…

Я хотел сказать: знали же мы, что в этой истории с чёрным столбиком есть какой-то подвох, какая-то здоровенная ловушка! Но воздержался. История о том, как три неглупых человека купились на жалобное враньё, – не для посторонних.

– Помоги мне, – сказала Рита. – Теперь совсем немного нужно, чтобы я могла бежать сама. Рёбра схвачены…

– Куда ты пойдёшь босиком?

– Это не имеет значения. Маша сделала главное – дала мне ночь передышки с обезболивающими. Ты не представляешь, какая я была, когда Дед вытащил меня из-под стены. Они думали – я умерла. Но потом у них хватило ума вызвать такси. Я связалась с Машей Сидоровой, она дежурила и взяла меня к себе. Эти господа из безопасности опрашивали таксистов и вышли на след.

– Ясно. Только при чём тут безопасность?

– Он ими тоже завладел.

– Загадками говоришь. Кто – он?

– Я не знаю, как его зовут. И узнать негде. Поэтому у нас не получилось…

– Что не получилось?

– Заклясть его и прогнать. Хотя бы прогнать. Думаешь, для чего мы забрались в этот дом? Мы не знали, на что он способен. На окраине вред был бы минимальный… Тимофей давно уже присмотрел этот дом, но люди оттуда выехали только на прошлой неделе.

– Ты давно знаешь Тимофея?

– Он мой троюродный брат.

– Вот не думал, что у него либийская кровь.

– Да, по нему не скажешь. Но имя – Рай… нет. Нельзя. И ты тоже не используй латтонских имен. Ему достаточно нескольких слов – они открывают канал. И – всё. Он проникает в тебя, и ты понемногу теряешь рассудок.

– Почему же Муха ещё в своём уме?

– Может быть, его охраняет симбионт? Или он считает Муху собственностью симбионта?

Я подумал и решился.

– Как это делается? – спросил я. – Как там было с руками и висками?

– Сейчас можно проще, – она улыбнулась. – Положи мне одну руку на левый висок, вторую – на грудь, вот сюда. И закрой глаза – я же знаю, что ты видел и испугался.

– А я не свалюсь, как Муха?

– Я тоже кое-чем с тобой поделюсь.

Когда я держал правую руку на её виске, а левую – на груди, то не ощутил решительно ничего. А вот потом стало как-то зябко, пробила дрожь.

– Открой глаза, – сказала она. – Всё в порядке. Мне удалось прогреть точки. Теперь будет легче. Идём, Гость. Где-то тут есть выход во двор.

Она пошла по грязному бетонному полу. Я видел её ступни – грязь к ним не приставала! Когда мы выбрались во двор, она шла по снегу так, как шла бы в солнечный день по пляжу.

– Погоди! А Муха? – спросил я.

– Муха должен ещё часа два посидеть, не двигаясь. Не бойся. Если он говорил по-латтонски и с ним ничего не случилось, то и сейчас не случится. Выходи на улицу первый и лови такси.

Мы уехали вовремя – когда уже были в машине, со двора выскочили те двое, что пришли за Ритой. Они её выследили, но я показал таксисту десятку – и он унёс нас на дикой скорости с неожиданными финтами.

– Ты, когда смотрел на них, ничего не заметил? – спросила Рита.

– Мало ли что мне померещится, – ответил я. – Какая-то игра света.

– Зеленоватого света?

– Значит, не померещилось.

– Это его спектр – болотно-зелёный, иногда желтоватый.

Я вспомнил, как засветились окна рухнувшего дома. Точно – с желтоватым оттенком…

– Да что за «он» такой?

– Приедем – расскажу.

Такси доставило нас к загородному коттеджу, где мы обнаружили Тимофея, Шведа с рукой на перевязи и Деда.

– Я тут живу, – сказала Рита, – и тут мы в безопасности. Мой учитель научил меня ставить защиту.

– И где эта защита?

– Вот, – над дверью висел маленький образок. – Туда, где верят, ему ходу нет. Вера сильнее всех его выдумок. Если веришь, то все свои поступки как-то согласовываешь с верой. И сразу становится ясно, когда тебе подсовывают враньё.