Андрей Вичурин - Байт II. Блуждающие лабиринты Гиннунгагапа.

- Я же говорил, - он жив! – радостно сообщил Пончик, нимало не смущаясь тем фактом, что перед нами пронеслись призраки. – Я говорил!

Толпа возбужденно гомонила, отступая назад, поближе к углям и обсуждая, в ожидании финала праздника, пронесшуюся по вершине горы Дикую Охоту.

Горизонт на северо – востоке тронула предрассветная серость, но вокруг пока оставалось темно. В центре затухающего круга, из постепенно превращающихся в пепел углей, проклюнулся белый, с небольшой зеленцой, тоненький стебелек. Гомон толпы приобрел нотки благоговения. Росток быстро набирал силу, меняя цвет, сначала на шафранный, а затем и на солнечно – желтый, поднимаясь и выпуская стреловидные листочки.

Вдруг, Рудольф Красный Нос, даже не затрубил, а взревел бешенным заводским гудком и, осветив остатки костра своим чудо - носом, ринулся вперед, увлекая за собой всю упряжку. В мрачной серости предрассветной ночи, над остывающими сизыми углями, протянув руку к невиданному цветку, готовый уже его сорвать, склонился человек в сером плаще с капюшоном и мягких зеленых замшевых сапогах. Луч Рудольфа вытащил его из инвиза, совершенно неожиданно.

Человек обернулся, и я с удивлением узнал в нем, посланца моей матери на Мальте. Мастера – рогу, Роуга Шиммермана.

Деревья по бокам слились в одну сплошную стену. Я с трудом удерживался на жесткой спине Брайо, мчащегося вслед за конем Руты, со скоростью гоночного болида. Хотел попытаться держаться за его уши, но он, не снижая скорости огрызнулся, на короткое мгновение выпустив мою стопу, и едва не отхватив руку. Я судорожно схватился за проволочный мех на холке, моля всех богов, чтобы следующие по нашим пятам волки не потеряли Серегу вместе с волокушей.

Рута протрубил в болтающийся на его тонкой шее охотничий рог. На несколько коротких мгновений, мы выскочили куда-то наверх, в теплую летнюю ночь, и тут же погрузились обратно. Я только успел заметить толпу, собравшуюся с одной стороны, и каменную лестницу с непустым троном, с другой.

Внезапно, мерное мельтешение деревьев и обжигающий лицо ветер, сменились на влажный и монотонный полумрак. Мы двигались по коридорам широкого подземелья, по-прежнему не снижая скорости. Впереди забрезжил неяркий свет и вся бешеная процессия, выскочив на обширное плато, и преодолев за мгновение еще пару километров, взлетела на холм, резко остановилась у ворот, сложенного из огромных кусков необработанного камня, небольшого замка с башнями по углам.

Я все-таки свалился с Брайо, перекувыркнувшись через его голову, и упав под ноги Рутового коня. Хорошо, он стопу мою из пасти выпустил, не то, скакать бы мне на одной ноге. Рута, наблюдая мой бесславный полет, презрительно рассмеялся. Не надолго же хватило его приветливости, да и чего ожидать от бога, насылающего насморк и понос?

- Ха-ха. Очень смешно, - зло пробормотал я, поднимаясь.

- Да, ладно! Смешно же! – примирительно пробулькал Рута, продолжая давиться смехом. - Почти классический «Полет шмеля»! Акапелла, в акробатическом исполнении!

- И шутки у вас, дурацкие! – не согласился я. - И сами вы…

Глаза Руты моментально сузились, из воронок превратившись в два сверла.

- Не очень гостеприимные хозяева! – закончил я свою мысль.

- Ну, это мы еще посмотрим! – расслабился Рута, снова улыбаясь. Взмах руки, ворота открылись. Процессия, замыкаемая волками с волокушей, направилась во двор замка. Обычный квадратный каменный форпост, с входом в подвал, внутренние помещения, башни и на стены изнутри, со двора.

- Равк сюда не доберется? – мне не хотелось бы встревать в разборки, не подготовившись.

- А чего ему тут делать? – удивился Рута.

- Так вы, вроде как в контрах?! – в свою очередь не понял я.

- А-а! Ты не в курсе. Равк – вампир, а не самоубийца! Меня он еще может потрепать, а вот с ними, - он указал на устраивающихся в стоящем неподалеку стоге сена волков, - ему не справиться. Волки и собаки его за версту чуют. Порвут за милую душу!

- Так почему же ты с ними не пойдешь и не порвешь его? – удивился я.

- А ты его поймай сначала, – Рута сделал приглашающий жест, в сторону открытой высокой двери. На коне можно было въехать. - Проходи! Разуваться не надо! Ха-ха!

- Погоди, уважаемый! Черт с ним, Равком, мне бы друга в сознание привести! – попросил я, снимая меховые варежки.

- Медведя? – уточнил Рута, покосившись на блеснувший камнями на моей руке перстень, со странным выражением лица.

- Друга! – твердо ответил я.

- Странные у тебя друзья… - протянул он, с усилием отводя взгляд от моей руки. - Но это твои проблемы. Хорошо, вот очнется он, что ты с ним станешь делать, и куда прикажешь мне его деть?

- Так это не вопрос! Поселишь его со мной! Мы уже привыкли, - сколько лет рядом! Посидим, поговорим, выпьем!

Рута, долгим взглядом психиатра, посмотрел мне в глаза.

- Серьезно? Посидим, поговорим, выпьем… С Талу? Да кто ты вообще такой? – он снова зацепился взглядом за радужную семилучевую звезду.

- Всеслав. Создатель Мира. А там, - я большим пальцем руки, сжатой в кулак, указал за дверь, - мой единственный и лучший друг Серега!

- Сэр Ега?

- Но-но! Не передергивай! Серый! Серега, Сережа, Сержик!

- Ты это, не обижайся, просто никогда не слышал, чтобы у одного существа оказалось сразу столько родовых имен: Сэр Ый, Сэр Ега, Сэр Ежа, Сэр Жик. Тем более – у медведя! - покачал головой Рута. – Ну да ладно, быть, по-твоему! Подниму, только пеняй потом на себя, когда он твою шкуру на себя примерять начнет. Это же Талу! Хозяин! Друг, говоришь?! – снова покачал он головой.

- Ты поднимай, поднимай! А я уж разберусь! – успокоил я его.

- Ну, как знаешь! Если что, я предупредил! – пожал Рута плечами, видимо поминая добрым словом, таких стукнутых головой гостей, как я.

- Ладно, как там, сейчас. Вспомню. Я больше по другой части, - предупредил он. - Но, не все же время, в предсмертное ложе разных болезных укладывать, иногда их и поднимать надо. Не то так, все навыки потерять не долго. Сейчас…

Он подошел к волокуше и простер над тушей Сергея руки, делая пассы и невнятно бормоча. Так продолжалось несколько секунд. Стоило Сергею слегка пошевелиться, Рута, ошпаренным енотом, отскочил метра на три назад, опасливо вглядываясь в происходящее на лежанке.

А зрелище того заслуживало. Неторопливый хруст и треск суставов, медведя, обращающегося в человека. Когти втягиваются, становясь розовыми ногтями, с черной каймой под ними, морда уменьшается, превращаясь в знакомое до боли небритое лицо, а руки, сведенные судорогой, принимают людские размеры и выравниваются. Черная, лоснящаяся здоровым мехом шкура, меняется на замурзанное, выгоревшее х/б, покрытое пятнами пота, а кривые лапы преображаются в мощные ноги, со ступнями, обтянутыми потрепанными пыльными берцами. Сергей не шевелился.